— Это может быть также просто чувством юмора, — сказал я, — тем, чего у тебя, как я начал понимать, никогда не было.
Джулия медленно покачала головой.
— Ты держишь всех на расстоянии вытянутой руки. В тебе нет доверия.
— Это фамильное, — сказал я. — Но никогда благоразумие не мешает привязанности.
Джулия начала поднимать клинок, но на секунду задумалась.
— Хочешь сказать, что я тебе по-прежнему небезразлична? — спросила она.
— По-прежнему, — сказал я. — Просто ты вдруг стала такой сильной. Ты хотела от меня больше, чем я был готов тогда дать.
— Лжешь, — сказала Джулия, — потому что я держу твою жизнь в своей руке.
— Я мог бы придумать куда более неприятные причины для лжи, — сказал я. — Но, к несчастью, я говорю правду.
Затем со стороны моей правой руки донесся другой знакомый голос.
— Нам, конечно, рановато говорить о таких вещах, — сказал он, — но мне просто завидно, что у тебя к ней такие чувства.
Повернув голову, я увидел, что эта фигура тоже стоит теперь лицом ко мне и что это Корал: правый глаз прикрыт черной повязкой, и в правой руке тоже нож. Затем я увидел, что у нее в левой руке, и стрельнул взглядом в сторону Джулии. Да, на пару к ножам они держали вилки.
— Et tu, — сказал я.
— Говорила же я тебе, что не понимаю по-английски, — ответила Корал.
— Et на двоих, — отозвалась Джулия, поднимая столовые принадлежности. — Кто сказал, что у меня нет чувства юмора?
Они плюнули друг в друга прямо над обеденным столом, то бишь надо мной, и скажу честно, что дистанцию преодолела отнюдь не вся задействованная слюна.
Мне пришло в голову, что Льюк на моем месте мог попытаться все устроить, сделав предложение сразу обеим. Но я чувствовал, что у меня этот номер не пройдет, поэтому не стал и пытаться.
— Это воплощение брачного невроза, — сказал я. — Случай проекции. Яркий сон. Это…
Джулия припала на колено, и ее правая рука быстро опустилась вниз. Я почувствовал, как нож вошел в мое левое бедро.
Мой вопль прервался, когда Корал воткнула вилку мне в правое плечо.
— Это нелепо! — заорал я, когда столовые приборы в их руках сверкнули еще раз и я почувствовал новые вспышки боли.
Затем фигура на вершине луча около моей правой ноги медленно и грациозно повернулась. Она была закутана в темно-коричневый плащ с желтой каймой, а скрещенные руки, сжимающие поднятые полы плаща, скрывали фигуру до уровня глаз.
— Прекратите, вы, суки! — приказала она, широко раскидывая свое одеяние — становясь жутко похожей на бабочку-траурницу. Это была, разумеется, Дара, моя мать.
Джулия и Корал уже поднесли вилки ко ртам и жевали. На губе Джулии блестела крошечная капелька крови. Плащ продолжал раскидываться вдоль кончиков рук моей матери, словно бы он был живым, словно бы он был частью ее самой. Дара продолжала расправлять плащ, и его крылья полностью скрыли от меня Джулию и Корал — упав на них, накрыв, оттесняя их назад, превращая в бесформенные глыбы размером с человека, делая их все меньше и меньше, до тех пор пока плащ не провис сам по себе, а дамы не пропали с лучей этой звезды.