Эддисон бросает хмурый взгляд на стопку фотографий и бумаг.
– Как он мог…
– Если человек непременно хочет во что-то верить, то он, скорее всего, поверит. Десмонд хотел услышать от отца убедительное объяснение – и, получив его, захотел в это поверить. И поверил. По крайней мере, на какое-то время.
– Вы сказали, что на тот момент провели в Саду полтора года, – уточняет Виктор. – Вы вели счет?
– Не с самого начала. А на первую годовщину получила неожиданный подарок.
– От Блисс?
– От Эвери.
* * *
После того первого случая со мной и Жизель Эвери приходил ко мне только дважды, и только с согласия отца. При этом если б он как-нибудь покалечил меня, ему грозило бы то же самое. Эвери не бил меня и не душил, только связывал руки за спиной. Но умел причинять боль множеством других способов.
Всякий раз после его визитов я несколько дней страдала обезвоживанием. Писать было очень больно, и я старалась поменьше ходить в туалет.
Но он все время на меня поглядывал, – как Десмонд, вероятно, присматривался к Саду, пока не нашел способ попасть внутрь. Я казалась ему чем-то запретным, и поэтому желанным.
В четвертый раз, когда мне пришлось иметь с ним дело, все начиналось как обычно. Садовник пришел ко мне и объяснил, что Эвери хочет провести со мной время, но обещает держать себя в руках, как в прошлый раз. Таким образом Садовник пытался утешить нас. Но мы все равно не могли отказать, потому что ему это не понравилось бы. По его мнению, нас должна была ободрить мысль, что Эвери не сможет причинить нам вред без последствий для себя.
Тот факт, что последствия наступали только в тех случаях, если он калечил или убивал нас, ничуть нас не ободрял. Но Садовник об этом, похоже, не задумывался. А если и задумывался, то старался не придавать этому значения. Ведь он действительно считал, что заботится о нас и что в Саду нам лучше, чем снаружи.
Итак, не сильно ободренная, я послушно последовала за Эвери в его комнату и скинула платье, как он мне велел. Он приковал меня к стене и слишком туго затянул повязку на глазах. Я приготовилась процитировать что-нибудь из прозы По, так как без рифмы наговаривать текст сложнее. Сколько могла, я постаралась вспомнить «Сердце-обличитель» и собралась молча его читать.
В отличие от Садовника, Эвери не придавал особого значения предварительным ласкам. У него не возникало мысли подготовить нас или, на худой конец, воспользоваться смазкой. Ему нравилось причинять нам боль. И я не удивилась, когда он сразу приступил к делу.
Но вскоре – я не проговорила и четверти рассказа – он остановился без окончания и отошел. Вот это меня удивило. Я слышала, как он возится в дальней части комнаты, где держал бо́льшую часть своих приспособлений. Но время шло, а Эвери все не возвращался. Потом я почувствовала странный запах, как от старого кофе или от чайника на плите, если вода полностью выкипит. Наконец я услышала его тяжелые шаги по металлическому полу и… Черт возьми, эта адская боль, когда он прижал что-то к моему бедру, и оно зашипело. Не знаю, на что это было похоже. Боль была такая, что меня словно изнутри разрывало.