— Сбесишься тут с вами... Ты тоже хорош, зачем растрепал бабке про лягушек?
— А что? Что тут такого?
— А то! Нужны мне бабкины демонстрации! Еще свистнут что-нибудь или сломают, а мне каждая минута дорога!
— Коля...
— Ну? Чего тебе?
— А ты выяснил, отчего живность Гибнет?
— Не гибнет, а цепенеет. Большая разница!
— Гибнет, Коля. Мы вчера с Вадимом обнаружили. Та гадючка, помнишь? И шесть лягушек, мы им к лапкам ниточки привязывали. Нашли дохлыми. Значит, все-таки от чего-то гибнут, что-то их губит...
Николай помолчал, обдумывая то, что сказал Олег. В стайке тихо возились сонные куры, вздыхала корова. Лысая гора, под которой светилось лунным блеском озеро, шишковатой макушкой тянулась к туче, висевшей черным бегемотом с хвостом, как у крокодила. Над «бегемотом» раскачивалась кривая ущербная луна с ослепительно-ярким краем, словно остро отточенным лезвием.
Николай зажмурился, снова открыл глаза — нет, луна на месте, качается он. Да и немудрено: четыре сотни километров за рулем, почти бессонная ночь...
— Где нашли? — спросил он.
— Недалеко от «самовара», ну, примерно в пятидесяти метрах, в разных направлениях. Пытались удрать, и вот...
— А ты не перепутал? Может, совсем другие лягушки?
— Те! Те, Коля. Ниточки же.
— Может, кошка подавила?
— Какая кошка?
— Любая! Мало ли их бродит. При нас с Катей кошка ошивалась, мяукала.
— Да, у нас тоже мелькала, но если бы она, так лягухи были бы как-то подавлены, закусаны, а этого нет...
Николай хлопнул себя по лбу.
— Тьфу! Кислородные маски забыл. Совсем вылетело. Ладно, как-нибудь обойдемся. Скажи лучше, как мама? Был сегодня?
— С отцом. Он к Ташкину ездил, а потом к маме заскочили. Всего на пять минут.
— Ну и как она?
— Вроде ничего. Получше.
— А обо мне... был разговор?
— Был...
— Ну и что?
— Ничего. Просто мама волнуется.
— Из-за меня?
— Из-за всех нас...
— Ты не крути. Про Катю говорили?
— Говорили...
— Что говорили?
— Ну... Чтоб ты оставил ее в покое! — вдруг закричал Олег.
— Что?!
— Что слышал!
— Ну, братец, ты, смотрю, осмелел, зубки показываешь. Ангелочек!
Николай оттолкнул Олега, сбежал с крыльца — мимо окон, по скрипучим
доскам настила — вон с отцовского двора! Олег кинулся за ним, поймал за куртку.
— Стой! Куда ты, Коля?
Николай крутнулся, резким ударом отбил державшую руку брата, прошипел в белое отшатнувшееся лицо:
— Жучок навозный! Катю захотел! Скотницей, навоз лопатой отбрасывать — это ты ей готовишь? — Он выругался и пошел к машине.
3
Николай включил зажигание, стартер, но двигатель не заводился, видно, слишком выдернул ручку подсоса, пересосал бензина. Пришлось подождать. Олег скрылся в доме. Напротив, через улицу, на лавочке сидела какая-то компания — парни в белых рубашках и, судя по голосам, девицы. Смутно видимый в полумраке, к нему приближался высокий парень. Огонек сигареты то разгорался, когда тот затягивался, то мерк. Николай ждал, поставив ногу на педаль газа и держа левой рукой ключ зажигания. Парень обошел машину, остановился над ним, дыхнул вином и табачным дымом. В руках у него был магнитофон.