— Д-да, кажется...
— Понимаешь, как это плохо?
— Н-не знаю... Я не виновата, папа...
— Ничего страшного не произошло, доченька. Пока. Но имей голову на плечах, ты же у меня умница-разумница. Чувства — одно, но надо и голову подключать. Без головы ох как напахать можно. И ему жизнь исковеркать, и себе, и Ане. Так, кажется, зовут его жену?
— Так.
— Она, наверное, любит его. Об этом тоже подумай. Недаром в народе говорят: не делай счастья на чужом несчастье. Нет, нет, я тебя ни в чем не обвиняю! Деточка! Не плачь. Ты как мотылек, приласкал тебя парень, ты и полетела — это естественно, значит, нормальный человечек, сердце влюбчивое. Это хорошо, доченька. Хуже, если бы бездушной была, пеньком березовым. Полетела — это хорошо, но смотри в оба, не обожгись. Огонек-то уж больно горячий. Понимаешь?
— Не знаю, папочка... То вроде понимаю, а то...
— Ну, ну, не плачь, дочка, съездим с тобой к бабушке, по городу пошатаемся, мороженым тебя угощу. Хочешь мороженого?
— Угу...
— Ну и прекрасно. Только успокойся. Давай-ка мы слезы вытрем, чтоб глазки не краснели. Чтоб нос не картошкой пареной... Во-от так.
— Ой, папка, какой ты...
— Ну, собирайся!
— Бегу!
2
Первым делом Николай заехал к Кате. Дом стоял темный, на двери — замочек. Ни записки, ни ключа под ковриком. Озадаченный, Николай покатил к своему дому. В окнах — тоже темень, но едва поднялся на крыльцо, лоб в лоб столкнулся с Олегом — выходил зачем-то во двор.
— Коля?! — отшатнулся брат.— Что так поздно?
— А где Катя?
— Уехала.
— Как уехала?! Куда?
— В город.
— Когда?
— Сегодня.
— Когда сегодня?
— После обеда. Георгий Сергеевич увез. К бабушке. Ну и в институт поступать. В сельскохозяйственный...
Николай чертыхнулся, плюнул с досады. Хватанул кулаком по перильцам — жалобно задребезжали стекла веранды, заскрипели доски крыльца.
— Тихо! — прошипел Олег.— Отца разбудишь. Больше суток не спал, мотался по бригадам.
— Как там «самовар»? Работали сегодня? — отрывисто, сквозь зубы спросил Николай.
— Работали. На полторы тысячи вышли.
— Аномалии засекли?
— Не знаю. Вадим делал замеры. Журналы там, в часовне.
— Отключения были?
— Один раз. Вадим ездил к Пролыгину, вернулся злой. Пролыгин вымогает бутылку.
— Ну, гад, он у меня довымогается! Я ему устрою бутылку!
— Да, Коля, отец запретил мне работать с тобой... И еще предупреждал — как только пустят птичник, «самовар» отключат. Пролыгин говорит, мощности не хватает.
Николай выругался.
— Завтра будет звонок Ташкину из обкома, пусть только попробуют не выполнить указания, я их через Москву достану!
— Да ты что, сбесился?