ТЭЦ — висел над ним даже в этот утренний чистый час. Поблескивающими точками кружили в вышине, садились, взлетали самолеты. И спереди, разворачиваясь над рекой, торопился на заречный аэродром летящий с востока огромный лайнер...
Как он любил этот город! Он вообще любил города, но этот — особенно! Просторный, широкий, весь какой-то вольный, молодой, растущий, непрерывно обновляющийся, город этот был лишен гордыни старых российских городов. И пусть не столь изящны здания на его улицах, пусть нет в его парках затейливых фонтанов и знаменитых памятников, но есть в нем нечто другое — молодое, живое, подвижное. И главное — новый научный центр с толковыми ребятами, у которых мозги не перегружены излишними знаниями и, следовательно, предубеждениями; научное бродило из выпускников сибирских вузов — томичей, иркутян, красноярцев...
Наивные люди эти социальные психологи, недавно обследовали институт, спрашивали: «Почему вы переменили место жительства? Вам не нравится сельская местность? Как на ваш взгляд, почему молодежь предпочитает жить в городе, а не в деревне?» Сами себе задали бы эти вопросы, тогда бы и обследований никаких не надо было...
Уже семь лет живет он в этом городе, семь лет! Деревенские охламоны, его школьные дружки, посмеивались, запугивали: куда, Колька, рвешься, у нас морды не по циркулю в институты переться, завянешь, алкашом вернешься, самое большое — в грузчики магазинные выбьешься. Он им утер нос! Без пяти минут кандидат! Три статьи в научных журналах! Нет, недаром скандалил с отцом, недаром рвался из деревни. Слишком велика была тяга в город, в институт, к милой сердцу физике, хотелось узнать, понять, откуда берется все в природе: красота и совершенство форм, причудливая картина микромира, эти странные линейчатые спектры, оранжевые, синие, небесно-голубые сполохи свечения газоразрядных трубок, яростные молнии электростатической машины, ярко- зеленый бегающий луч осциллографа... Манила тайна света, тайна звука, тайна звезд. И хотя объяснял родным, что мается, думает все время об одном и том же, о физике, не верили, не принимали всерьез, особенно отец. Только мать одна и понимала — сердцем, конечно, душой,— сочувствовала, и если бы не она, неизвестно, как бы все повернулось. То есть он все равно ушел бы из дому, тут и сомнений не может быть, но вряд ли удалось бы сохранить добрые отношения с родными. Спасибо, мать взяла на себя отцовский гнев, с ее материнского благословения и уехал. Поступил — тоже тараном, недобрал баллы, пошел к ректору, объяснил, как сильно любит физику, как трудно было учиться в глухомани — без нужных книг, без хорошего преподавания, без современных приборов,— убедил, приняли условно, до первой сессии. За один семестр доказал, что не хуже других, а кое-кого и покрепче. Пять лет свечой шел вверх, с блеском защитил дипломный проект, понравился Мищерину, без сучка без задоринки сдал кандидатский минимум, с ходу врубился в тему. Да и аспирантский срок не прошел даром — другие только-только раскачиваются, а он уже провел лабораторные испытания на трех моделях, изготовил и собрал четвертую — для полевых испытаний. Как это удалось — другой вопрос...