— Я поеду первым, ты — за мной. Понял? — с угрозой сказал Николай.
И тут Пролыгин поднял голову, заметил Катю и присвистнул.
— Ого! Не теряешь время даром...
— Между прочим, она работает на установке, лаборанткой, и платят ей сдельно, по количеству опытов. Так что время у нас действительно дорогое, не то что у тебя, охламона.
Николай повернулся было идти к машине, но Пролыгин вдруг резко выпрямился, каменная пятерня его намертво стиснула запястье Николая.
— За охламона ответишь,— прошипел Пролыгин и отшвырнул его руку.
Николай невольно крутнулся на месте, а ведь он не был хиляком или хлюпиком, весил семьдесят пять, когда-то занимался в секции самбо, неплохо знал приемы и не робел ни перед кем.
— Сначала включишь установку,— сказал Николай,— а потом разберемся, кто кому будет отвечать. И за что!
— Ответишь,— спокойно повторил Пролыгин, окидывая сощуренным взглядом Катю и машину.
Николай пошел одеваться. Пролыгин умял лодку в чехол, неторопливо сунул в рюкзак мелкие рыбацкие причиндалы — банки с наживкой и крючками — и приторочил лодку и рюкзак к багажнику мотоцикла. С той же невозмутимостью связал удочки и спиннинг в одну связку, перекинул через плечо, завел с разгону мотоцикл, вскочил и, лихо газанув, погнал с места в карьер.
— Ах ты, черт! — ругнулся Николай, изумленный неожиданной прытью неуклюжего на вид Пролыгина. Прыгая на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, он заорал во всю глотку:— Стой! Стой!
Пролыгин — огромный мешок на колесиках, как цирковой медведь,— уже выезжал на гравийное шоссе. Николай жестами загнал Катю в машину, влез за руль и помчался вдогонку за коварным электриком. Пыль от мотоцикла вздымалась густыми клубами, было полное безветрие, и пыльная завеса, расползаясь, заволокла дорогу. Гнать при такой видимости было опасно, нет-нет да и попадались встречные машины — Николай в азарте поднажал на газ, однако, подумав, сбавил скорость, мудрее не тратиться на какого-то монтера, а поговорить с отцом и сразу, на корню, пресечь подобные вылазки Пролыгина.
Он съехал на обочину, переждал, пока улеглась пыль, поехал медленно, опустив стекло и высунув руку наружу. Свернув с тракта на проселок, они въехали в лес. Вскоре справа и слева от дороги пошли сенокосные делянки. Солнце уже спряталось за деревья, и на полянах, словно в чашах, вобравших в себя жар и яркость летнего дня, покоилась ясная теплая тень. Многие полянки были выкошены, по краям, ближе к лесу, стояли небольшие стога, покрытые полиэтиленовыми пленками и подпертые с трех сторон жердями. По опушкам виднелись шалашики, в которых косари переводили дух после жаркой торопливой работы в короткие пригожие вечера. Из чащи, заглядывая в ясное небо, светились ярко- оранжевыми бутонами жарки, свешивались тяжелые ветви лесной сирени с белыми гроздьями.