— Нам бы такой некондиционной,— вставила Маникина, главный бухгалтер колхоза.— От себя отрываем, сволочам всяким раздаем!
— Спокойно, Маникина, спокойно,— урезонил ее председатель.— Еще неизвестно, кто кому должен. Мы б тут до сих пор плавали в грязи, если бы не Шахоткин. Про асфальт помолчим, а за дорогу по гроб жизни обязаны. Что, не так? Поехали дальше. Значит, Шахоткин возобновил работы на птичнике, и, как вы знаете, срок сдачи первого яйца — как раз первого июля. А сегодня какое? Двадцать пятое июня. Товарищ Ташкин берет нас за горло, ему надо рапортовать в область, а рапортовать он сможет после предъявления нами квитанции о приемке партии яиц... Тут, понимаете, и смех и грех. Вроде все у нас имеется: стоит птичник — отдельно, ходят куры — отдельно, лежат яйца — тоже отдельно. Все вроде есть, а бабки подбить не можем.
— Куры-то где? — влезла опять Маникина.— Они ж не на птицефабрике, они ж по дворам по нашим ходят.
— Верно, Маникина! Не в бровь, а в глаз! — смеясь сказал председатель.— Куры во дворах, но куры-то наши, колхозные, не дядины. И яйца лежат опять же наши, колхозные. Ну так в чем дело, товарищи? Хозяева мы или индюки задрипанные? Можем мы распорядиться своими курями и своим яйцом?
— Но может быть, за пять дней сдвинется дело у строителей? — осторожно спросил Куницын.— Там вроде бы немного осталось...
— А я вам скажу,— напористо перебил его председатель.— Клеточные батареи смонтированы, освещение смонтировано, вентиляция — тоже. Дело за водопроводом и пометоудалением. Вот тут и задержка. Хочу, чтобы меня правильно поняли... Мы с Митрофаном Христиановичем предлагаем такую штуку. Собрать по дворам с полтыщи яиц, упаковать, как положено, и завтра, прямо после обеда, с ветерком — в Горячино.
— И обратно с ветерком,— вставила Маникина.
— Ну ты и язва! — для виду вспылил председатель.— Не перебивай! Мы с Митрофаном Христиановичем договорились, там примут, но... придется поделиться... премией и мяском.
— Опять?! — воскликнула Маникина.— Ну, Иван Емельянович, это вообще! Раньше мясо возили, а теперь еще сверху — конвертик!
— А ты хочешь, чтоб в Камышинке люди жили?! — заорал председатель.— Или тебе цлевать?! Заткнись! Не твои деньги — колхозные! И я перед людьми отчитаюсь! Не для себя! И не лезь!
— Иван Емельянович, ты успокойся, не горячись,— заговорил Куницын.— Евдокия Васильевна тоже ведь о колхозе печется, на ней финансы, дисциплина.За это отвечает. Я думаю, сейчас тот самый случай, когда можно и нужно проявить твердость. Да, твердость. Сказать Ташкину, что никаких липовых рапортов давать не будем, пусть либо помогает, либо докладывает в областной комитет так, как есть на самом деле.