Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века (Костюхина) - страница 167

. Все воспитательные функции, приписываемые кукле педагогами предыдущих эпох (помощь в обучении шитью и хозяйству, азам материнства, культуре этикета), были отброшены как пережитки гендерного неравенства. С игрушкой – любимицей детей призывали бороться так же решительно, как с врагами советской власти. В детском саду кукол били воспитательницы, а в детской литературе их побеждали в идеологическом поединке кустарные игрушки.

Период борьбы с куклой длился до начала 1930-х годов и имел широкий резонанс. На различных общественных площадках проводились диспуты и обсуждения на тему, нужна ли кукла пролетарскому ребенку. Один из диспутов проходил в ленинградском Доме рабочего просвещения. В защиту куклы выступили такие известные педагоги, как Е.И. Тихеева и Л.И. Чулицкая, против куклы – М.Е. Махлина и «многие практические работники». Решающее слово осталось за товарищем Махлиной, непримиримость которой оказалась ко времени и помогла сделать педагогу удачную карьеру[648]. Яростный накал борьбы с куклой доказывает, что кукла занимала центральное место в педагогической и бытовой культуре раннего советского времени.

В 1924 году вышло издание кукольных «записок» под названием «Дневник Марусиной куклы», последнее в русской истории этого формата. Автор «дневника» – педагог Н. Дьяченко, работавший в советских детских домах и преподававший в одной из московских школ. Печатать «записки» он взялся по необходимости, на собственные деньги, так как новых изданий для девочек не было, а прежние не подходили к изменившимся условиям быта. Средств педагога хватило на публикацию дешевой брошюры, изданной на газетной бумаге объемом в несколько страниц. Таков был исторический путь некогда престижного книжного формата. В качестве иллюстраций издатель использовал фотографии, на которых девочки в темных форменных платьях, школьницы или приютские дети, играют в куклы. Н. Дьяченко обратился к жанру любимых девочками кукольных «записок», убрав из текста все, что могло напоминать о старом быте (горничные, детские балы и наряды). Небрежность стиля свидетельствовала не только о том, что за перо взялся педагог, а не писатель. Она указывала на вторичность литературного материала. От прежних «записок» остался короткий рассказ от лица куклы в виде дневниковых записей. В последних «записках» кукла лишена прежней статусности. Она не помогает девочке в овладении женскими навыками (о шитье и рукоделии забыто), не имеет понятия об этикете, поскольку старый уклад исчез, а советский еще не установился. Не обладает кукла и какой-либо системой ценностей, поскольку все прошлые нравственные ценности поставлены под сомнение новой эпохой. Кукла ведет себя как наивное и недалекое существо («Вчера меня взяла из магазина большая живая