Раздается негромкий треск, означающий, что Фрэнк выстрелил. Я не понимаю, что происходит, потому что все еще сижу, дышу, а не корчусь от несносных болезненных ощущений. Люк ослабляет пожатие, а сидящий слева от меня Пять, не успев ничего сказать, и, наверное, понять, валится на пол. Его щуплое тело лихорадочно трясется и выкручивается.
Иронично фыркнув, Фрэнк хватает Пять за шиворот и тянет его по полу к выходу, как ветхую тяжелую ветошку.
Люк застегает карман, в котором припрятано оружие, ведь будет негоже, если его увидит направляющаяся в нашу строну Селестайн. А я готова на него разораться — он часто дурел, но в данном случаи это чистый перегиб, который неизвестно чем бы обернулся.
Подойдя, Аарон Селестайн кладет холеную изящную длань на плечо Люка и длинными тонкими пальцами щупает ткань его куртки. Поразительно, но его это нисколько не напрягает.
— Мои поздравления, отличная работа. — восхваляет его Селестайн. И, сменив радостный тон на ликующий, обращается ко мне: — Должна признать, ты меня приятно поразила. Уверенна, ты приятно ошеломишь меня еще больше.
— Возможно. — сомневаюсь я вслух.
— Начало безусловно потрясающее, и мне чрезвычайно интересно, что будет дальше. — мямлит Селестайн. — Но уже очевидно, что ты оправдываешь возложенные надежды.
Когда Аарон Селестайн покидает соловую, я от наливающей меня злости соплю так громко, что меня слышно на другом конце стола. И до самого конца кошмарного ужина сдерживаюсь, чтобы не наорать на притихшего Люка. Он ошибся. Он поступил неподобающе, и несправедливо — не так как учил его отец. Это меня должны были забрать, а не Пять! Это я не прошла первый этап суггестии!
От прохладного полусумрака комнаты отдыха прячусь, замотавшись в одеяло, сидя на когда-то выбранной отдаленной койке. То ужасное происшествие, приключившееся за ужином, никак не выходит из головы и кадрами мелькает перед глазами: хладнокровная, как змея, Аарон Селестайн отдает приказ; один за другим вспоминаются ни в чем невинные ребята, которых задерживают силой; Фрэнк стреляет в Алана; готовящийся меня оборонять Люк в последний момент показывает спрятанный в кармане его куртки пистолет… Что бы с ним стало, если бы он выстрелил? Ведь он прекрасно знает, что является для меня всем, даже жизнью. Я бы не пережила его смерти, ведь потеряв того, кого любишь, больше не хочется жить, хочется исчезнуть, сгинуть, но не терпеть возникшую пустоту.
В воспаленном воображении появляются жуткие картинки вероятного развития событий, но я тут же оттесняю их, ведь все обошлось. Люк не воспользовался прибереженным оружием, и все прекрасно. Разве что, после вечернего приема пищи, мы слегка поругались: я указала на него пальцем и попробовала посмотреть на него так, чтобы он почувствовал себя виноватым и больше не глупил. А еще я подумала, что: умела бы я убивать взглядом — все давно бы уже были мертвы, в том числе и он, за совершенную оплошность. Но меня по-прежнему истязают угрызения совести — Пять не заслужил того, чтобы его жизнь оборвалась именно так и настолько рано. Мне остается предполагать, что с ним и где находится он сейчас и в том, что его увезли непонятно куда, заключается только моя вина.