Задерживают еще четверых, которые, увидев насколько безжалостны солдаты, не оказывают ни малейшего сопротивления. Все ровно, Нора хорошо охраняется и бежать нет куда. Я это тоже понимаю, но все же наивно уповаюсь, что мне это удастся. Охранники применяют шокер к имеющему неосторожность юноше задеть военного локтем, тот падает и, во все горло вопя от невидимой боли, извивается в судорогах, как пойманный уж. Молча наблюдая за происходящем, никто не пытается вступиться за бедолагу или помочь.
Случайно переглядываюсь с Селестайн, которая, не сводя с меня ликующего взгляда, оправляет Фрэнка к нашему столу — в его руке зажат зловещий серебристый пистолет-шокер.
Как только он подойдет ко мне, как только выстрелит в меня — все будет кончено. Моя жизнь — висящий на изношенном волоске камень. И он сейчас оборвется. По крайней мере, я не буду коротать отведенный мне век в этой вонючей дыре, ибо он истечет намного быстрее, чем предполагалось. Но смерть, прежде чем явиться, не посылает знаков, она подкрадывается незаметно и обычно со спины. Ну, а Люк… Мы с ним очень мало провели времени вместе, хотелось бы побыть с ним подольше, еще чуточку пошалить и послушать как заразительно, а иногда беспричинно, он смеется так, что хочется захохотать самой.
На лице Селестайн торжествует ехидная улыбочка, не сулящая мне ничего хорошего. Я — ходячая проблема, лишающая эту бесчувственную злую проныру покоя, но со мной вот-вот будет покончено.
Люк одергивает мою руку, и показывает, что в его правом кармане запрятан пистолет. У меня от внезапного удивления едва ли глазные яблоки из орбит не выскакивают. Что он делает?! Разве он не понимает, что вокруг десяток громоздких вооруженных противников? Его же убьют!
— Нет! — шиплю я. — Нет!
— Тсс! — призывает он. — Доверься мне.
— Нет, Люк. — в полголоса запрещаю я ему. — Не смей!
Фрэнк останавливается в шаге от места, где я сижу. Щелк. Он снимает шокер с предохранителя, а Люк еще крепче сжимаем мою руку, сдавливая ее в своей ладони. Мое сердце, чувствуя опасность, щемит, я задыхаюсь и готовлюсь сопротивляться боли, которая обязательно воспрянет после выстрела. Думаю, когда электрический заряд пробегает по телу, мышцы сокращаются и боль такая, что невозможно вдохнуть.
Когда похоронили отца, я спросила маму, почему она ведет себя так равнодушно, будто ничего не случилось. А она ответила, что она должна быть сильной и ее не может подкосить даже такое горе, как потеря папы. Ведь в жизни самое большое испытание — не сломаться. — сказала она задумчиво. — При проверке используются самые нечестные, незаконные и унизительные способы. Наверно именно поэтому я еще не убежала, а сижу и жду, когда меня задержат. В Норе полным-полно караульных поборников и в любом случае меня поймают.