– Ты не должна быть здесь, – тихо говорит Эштон и отпивает глоток.
– А почему ты не пошел на вечеринку?
Он взбалтывает напиток в стакане.
– У меня был тяжелый день.
– У меня тоже.
Допив напиток, Эштон ставит стакан на прикроватный столик.
– Хочешь, чтобы я помог тебе обо всем забыть? – У меня внутри все радостно замирает от такой перспективы. Карие глаза смотрят мне в лицо – без тени улыбки. Печально и отстраненно. – В этом я силен, верно? – Чувствую за словами скрытый смысл, но не понимаю, в чем он.
– Я знаю, это ты нашел фотографию.
Он наклоняет голову.
Теперь, стоя рядом с Эштоном, чувствую, как смятение, которое мучило меня неделями, отступает. Впервые за долгое время я точно знаю, чего я хочу. И ничуть не сомневаюсь в том, что это правильно.
– Сегодня я тоже хочу сделать тебе один подарок. – Стараюсь не обращать внимания на трепещущее сердце, чтобы полностью сосредоточиться на том, что собираюсь сделать, на том, что хочу ему отдать, если он согласится взять это, и сбрасываю туфли. Не знаю, легче или труднее делать это у него на глазах, но я расстегиваю четыре пуговицы, которые оставила Риган, и вот уже тесная блузка на полу. Пальцы быстро справляются с пуговицами на юбке, и она тоже падает на пол.
Похоже, в Эштоне идет мучительная борьба: он поднимает на меня глаза и пристально смотрит, словно хочет запомнить, а потом отворачивается, уставившись в угол комнаты.
– Ирландка, что ты творишь! – бормочет он сквозь стиснутые зубы и сжимает руками край матраса, словно изо всех сил сдерживается. – Я за себя не ручаюсь.
Вместо ответа я расстегиваю лифчик и бросаю его на пол. Потом стягиваю дурацкие гетры. Скоро на мне не остается ни одного клочка ткани, а Эштон все не смотрит на меня. Глаза у него закрыты.
Перевожу дыхание, протягиваю руку и провожу кончиком пальца по птице у него на руке, сознательно не касаясь шрама. Наклоняюсь и нежно целую.
– Скажи мне, что это значит. – Это не вопрос. Я не оставляю ему выбора.
После мучительной паузы он говорит:
– Свобода.
Палец скользит по плечу. И я спрашиваю:
– А эта? Скажи мне, что она значит.
Чуть громче:
– Свобода.
Вместо ответа целую его в плечо.
Опускаю руку, тяну за полотенце и отбрасываю в сторону. Сажусь верхом ему на колени. Эштон до сих пор не дотронулся до меня пальцем, но открыл глаза и смотрит на меня с каким-то странным выражением. Чуть ли не потрясенно или благоговейно, как будто не может поверить в реальность происходящего.
Кладу ладонь на татуировку у него на груди и чувствую биение его сердца.
– Свобода?
Он сразу поднимает глаза, встречая мой взгляд, и говорит громко и упрямо: