Ничего больше он сказать не успел – в ванную влетел Эвретто: длинный, черный и очень злой.
– Кто позволил тебе одеться? – с порога рыкнул он.
Потом втянул длинным узким носом воздух и поморщился
– Разве я не запретил трогать вещи на полках?
Ри упрямо сжал зубы.
– Дану не запрещал и не говорил, что я обязан слушаться кого-то, кроме него.
– Щенок!
– Павлин!
– Ах ты..!
Слуга попытался проскользнуть мимо разгневанного камердинера, но тот ухватил беднягу за шиворот и встряхнул.
– А ты что здесь делаешь?
– Я... я подумал, что надо почистить...
– Он подумал! Кто приказал тебе думать, ничтожество?
Слуга совсем стушевался, зато у Ри на щеках заиграли желваки. Он решительно шагнул вперед и ударил камердинера по руке, сжимавшей воротник несчастного слуги.
– Отпусти его! Он не сделал ничего плохого.
Эвретто отдернул руку, а потом демонстративно вытер ее тонким батистовым платком. Выражение гнева сошло с его лица, оно теперь стало скорее отрешенным, но в глазах по-прежнему плясали злые язычки. Ри едва не расхохотался. Эвретто хотел походить на Гергоса, но у него не получалось – глаза выдавали. А вот дану умел смотреть по-настоящему холодно...
– Я доложу о произошедшем его светлости, и тебя вышвырнут на улицу, неблагодарная тварь.
Прежде чем Ри успел что-либо сказать, Эвретто снова ушел. Слуга засеменил следом, рядом, но не смея касаться, и принялся оправдываться, заикаясь и путаясь в словах. Ри неуверенно закусил губу, но потом тряхнул медной шевелюрой и гордо выпрямил спину.
Гергос, как и обещал, ждал в гостиной. Теперь на нем был еще более роскошный камзол из золотой парчи, украшенный изумрудами, тонкая белоснежная рубаха с пышным воротником и узкие темные штаны. В Тобрагоне обычно одевались скромнее. Даже очень богатые люди, подражая высшей знати, а те – самому риссу, шили одежду преимущественно мягких тонов и почти не украшали ее самоцветами. В Анкъере и мода была соверешнно другой?
У Ри даже зарябило в глазах, а внутри снова вспыхнула искорка смеха. Разве может взрослый мужчина не выглядеть смешно, будучи разодетым как ярмарочный петух? Но, встретившись с блестящими зеленовато-карими глазами Гергоса, походившими на хризолиты, твердые и неживые, Ри поспешил поклониться. Смеяться ему расхотелось.
Все угрозы Эвретто не напугали его так, как этот взгляд.
– Вы звали меня, дану?
Камердинер тоже был тут – стоял, выпрямившись, за спинкой кресла, в котором сидел Гергос. На лице Эвретто читалось скрытое торжество.
– Действительно, дитя мое. Подойдите.
Холодные глаза осмотрели Ри с ног до головы, и Гергос слегка улыбнулся.