Бьёрн Хольм дважды моргнул. Сглотнул. Хрипло выдохнул и засмеялся резко, неуместно, облегченно.
– Мне надо возвращаться, – произнес он, поднимаясь.
– Давай, – откликнулся Харри.
Бьёрн Хольм стоял и медлил. Как будто хотел что-то сказать или сделать шаг вперед и обнять его. Харри снова склонился к компьютеру:
– Еще поговорим, Бьёрн.
На экране он проследил, как сутулая спина эксперта-криминалиста удаляется по коридору и исчезает за дверью на улицу.
Харри ударил кулаком по клавиатуре. Выпить. Черт, черт! Всего один глоток.
Взгляд его упал на человека – летучую мышь.
Что там сказал Халлстейн? «Он знал. Он знал, где я».
Микаэль Бельман стоял, сложив руки на груди, и думал о том, проводило ли когда-нибудь Полицейское управление Осло пресс-конференцию в два часа ночи. Он стоял, прислонившись к стене слева от подиума, и осматривал зал, где собралось разношерстное общество: ночные дежурные из газет, сотрудники главных редакций, журналисты, которым на самом деле было положено освещать опустошительный налет «Эмилии», засыпающие журналисты, которых дежурные вытащили из постели. Мона До прибыла в дождевике и спортивном костюме. Она казалась совершенно бодрой.
Наверху, на подиуме, рядом с начальником отдела Гуннаром Хагеном сидела Катрина Братт и рассказывала о деталях операции в квартире Валентина Йертсена в Синсене и о последовавшей затем драме в имении Халлстейна Смита. Сверкали вспышки, и Бельман знал, что, хотя он и не сидит там, с ними, то одна, то другая камера нацеливалась на него, и он пытался придавать лицу то выражение, которое рекомендовала ему Исабелла Скёйен, когда он позвонил ей с дороги. Серьезное, с внутренним удовлетворением победителя.
– Помни, что погибли люди, – говорила Исабелла. – Так что никаких улыбок или откровенного торжества. Думай, что ты – генерал Эйзенхауэр после дня «Д», ты, как руководитель, отвечаешь за то, что стало и победой, и трагедией.
Бельман подавил зевок. Улла разбудила его, когда вернулась пьяная после выхода в город с подружками. Он не помнил, чтобы после молодых лет видел ее пьяной. Кстати, о пьянстве. Рядом с ним стоял Харри Холе, и если бы Бельман не знал его, он бы сказал, что бывший старший инспектор тоже пьян. Он выглядел более усталым, чем кто-либо из журналистов, и разве от его одежды не пахнет спиртным?
В помещении раздался ругаланнский диалект:
– Я понимаю, что вы не обнародуете имя полицейского, который стрелял в Валентина Йертсена и убил его, но вы способны сказать нам, был ли Валентин вооружен и стрелял ли он в ответ?