В помещении было пусто, только в первом ряду сидели, обнявшись, две женщины.
Она рассматривала их. Странная парочка. Ракель и Улла. Супруги двух заклятых врагов. Правда ли, что женщинам легче найти утешение друг у друга, чем мужчинам? Катрина не знала. Так называемое сестринство никогда ее не интересовало.
Она подошла к ним. Плечи Уллы Бельман дрожали, но плакала она беззвучно.
Ракель посмотрела на Катрину вопросительным взглядом.
– Мы ничего не слышали, – сказала Катрина.
– Хорошо, – ответила Ракель. – Но он справится.
Катрине показалось, что это ее реплика, а не Ракели. Ракель Фёуке. Темноволосая, сильная, с мягкими карими глазами. Катрина всегда испытывала к ней ревность. Не потому, что хотела жить такой же жизнью, как она, или быть женщиной Харри. Возможно, Харри мог свести женщину с ума и сделать счастливой на некоторое время, но в долгосрочной перспективе он нес горе, отчаяние, разрушение. В долгосрочной перспективе нужен кто-то вроде Бьёрна Хольма. И все же она завидовала Ракели Фёуке. Она завидовала ей, потому что Ракель была женщиной, которую хотел Харри Холе.
– Прошу прощения… – В зал вошел Столе Эуне. – Я нашел комнату, где мы сможем немного побеседовать.
Улла Бельман, шмыгнув носом, кивнула, поднялась и направилась вслед за Эуне.
– Кризисная психиатрия? – спросила Катрина.
– Да, – ответила Ракель. – Самое странное – то, что она действует.
– Правда?
– Я была там. Как ты?
– Как я?
– Да. Столько ответственности. И ты беременна. И ты близкий друг Харри.
Катрина провела рукой по животу. И ее поразила удивительная мысль, во всяком случае мысль, которая никогда раньше не приходила ей в голову: как близко друг к другу находятся рождение и смерть. Как будто одно предвещает другое, как будто неумолимая пляска существования требует жертвы для того, чтобы подарить миру новую жизнь.
– А вы знаете, кто у вас будет, мальчик или девочка?
Катрина покачала головой.
– Имя?
– Бьёрн предлагает – Хэнк, – сказала Катрина. – Или Хэнк Уильямс.
– Ну разумеется. Значит, он думает, что будет мальчик?
– Вне зависимости от пола.
Они рассмеялись. И это не казалось абсурдным. Они смеялись и разговаривали о предстоящих в ближайшем будущем событиях, а не о предстоящей в ближайшем будущем смерти. Потому что жизнь – это чудо, а смерть – обыденность.
– Мне надо идти, но я сообщу сразу, как только мы что-нибудь узнаем, – сказала Катрина.
Ракель кивнула:
– Я буду здесь, так что скажи, если я смогу чем-нибудь помочь.
Катрина встала, помедлила немного, но потом решилась. Она снова провела рукой по животу:
– Я иногда думаю о том, что могу потерять его.