страницы и переписать всю книгу целиком. Я не могу этого сделать.
– Вы имеете в виду, что не станете этого делать.
– Понимайте, как вам хочется. Писательство давно стало для меня
невыносимым, но не по моей воле. Мне нечего добавить, потому что вы все
равно не поймете.
Дейзи глубоко вздохнула.
– А вдруг пойму. Объясните.
Застигнутый врасплох, Себастьян запрокинул голову, уставившись в потолок.
Как, черт возьми, он мог объясниться, не вдаваясь при этом в подробности?
– Сначала, писательство – это желание, – начал он. – Желание выразить себя,
желание быть услышанным, убежденность в том, что тебе есть, что сказать. –
Опустив голову, Себастьян заглянул ей в глаза. – Вы понимаете, о чем я?
– Конечно. Продолжайте.
– Когда тебя публикуют, писательство становится навязчивой идеей,
потребностью… не только быть услышанным, но еще и потребностью в
восхищении, даже в обожании. Чем больше внимания получаешь, тем больше
жаждешь. Эту жажду не утолить. Но теперь все чего-то от тебя ждут: твой
издатель, твоя семья и друзья, читатели – и ты понимаешь, что однажды
разочаруешь их, потеряешь их восхищение и, возможно, даже уважение. Итак,
ты усерднее работаешь, больше пишешь, не спишь ночами. В душу начинает
закрадываться отчаяние, потому что глубоко внутри ты понимаешь, что
заведомо обречен на провал. Попытки оправдать свои и чужие ожидания
изматывают, и однажды ты… – Себастьян умолк, тщательно подбирая слова. –
Наступает момент, когда ты больше не можешь это терпеть, когда ты вымотан и
опустошен и тебе больше нечего рассказать другим. Вдохновение покинуло
тебя. Ты иссяк.
– Для того, кто слишком измотан и опустошен, чтобы писать, вы тратите массу
времени и сил, изобретая пути этого избежать.
Эвермор отвернулся.
– У меня на то свои причины, – тихо проговорил он. – Причины, которые вас не
касаются. Суть в том, что у меня больше нет желания ничего писать. Никогда.
– А что если мы сможем сделать так, чтобы оно появилось? Хоть раз, не спорьте
со мной, – добавила она, заметив, что он приготовился заговорить. – Просто
подыграйте мне чуть-чуть. Что если мы найдем способ сделать так, что вам
снова захочется писать?
– Ради всего святого, женщина, вы совсем не умеете мириться с очевидным? И
мне непонятно, как это вообще так или иначе вас касается. Вы должны были
проследить, чтобы я предоставил Марлоу книгу. Я это сделал. Какое ваше дело,
хороша эта книга или нет.
– Вы одаренный автор, и я отказываюсь позволить вам растрачивать талант зря!
– По какой причине? – Себастьян не сумел сдержать смех 5634cd. – Из чувства
творческого альтруизма?