Сон разума (Левченко) - страница 152

В простиравшемся пейзаже действительно не было ничего особенного, по-неземному-восторженного или вселенски-задумчивого или ещё чего-нибудь подобного, всё выглядело до крайности просто и понятно, не без красоты, конечно, но естественной, ничего не пыталось утаиться, остаться неразгаданным и просто пребывало таким, каково оно суть. Для заблудшего ума это невообразимее всего, а понимание непосредственности бытия, если вдруг оно случается, становится невероятным открытием, неожиданным, иногда сбивающим с толку, но всегда притягательным и завораживающим, к тому же с раскаянием. Фёдор долго стоял и разглядывал картину, переминаясь с ноги на ногу, потом вдруг с удовольствием обнаружил, что можно присесть на край обрыва, однако слишком резко опустился и неожиданно быстро стал съезжать вниз, нервно схватился обеими руками за траву и всё-таки удержался, не преминув устроиться понадёжней. Потом уставился в одну точку на горизонте и через несколько минут заключил про себя, что в городе его чистую линию видеть невозможно, потому как постройки мешают, затем вспомнил вид из окна своей квартиры, мысленно перенёс сюда присутствовавшие на нём дома и принялся располагать их таким образом, чтобы, смотря прямо перед собой, всё-таки получилось лицезреть гладкую прямую, а те бы в свою очередь располагались по высоте и в равном количестве с обеих сторон, строго сходясь в искомую область. После получаса этого чудного и бесполезного упражнения обнаружилось, что за ним он успел досконально рассмотреть всё вокруг, даже траву, на которой сидел и которая повсеместно нависала над обрывом, всё отпечатал в памяти, почти с геометрической точностью расчертив в уме линии, обрамлявшие куски раскинувшегося пейзажа. Ещё раз огляделся, нет ли кого поблизости – никого не было, стесняться некого – со спокойным сердцем лёг в нагретую Солнцем душистую зелень и закрыл глаза.

В голове зашевелились неопределённые мысли, чей общий смысл выражался в понимании того, сколь мало он знал, мало видел в своей жизни, или, наоборот, не мало, но много, может, и слишком много, но очень однообразного, однако без сожаления, в качестве констатации, от которой никуда не денешься. Потом открыл глаза, вернулся, понял, что вчера ошибся, отметив отсутствие романтики в этом месте, в этом быту: по всему вероятию, она была и здесь, но без всего лишнего, простая, естественная, полная и неизбывная, в отличии от его личных переживаний. Впрочем, и это не обязательно, а лишь могло показаться с непривычки, со второго взгляда. Но между тем Фёдор начинал втягиваться мыслями, расчётами, мечтами в окружавшую обстановку, проверял свои суждения о ней, переносил кое-что из прошлой жизни на её почву и пытался угадать, приживётся ли оно или нет. Как могло быть лучше до самой крайней степени, идеал такого образа жизни, ему не приходило в голову, однако если бы пришло, то оказалось чем-то очень конкретным, вроде большого крепкого дома, одиноко стоящего на краю поля, с одной стороны которого располагался бы лес, с другой – речка. Поле должно было бы быть обширным, ухоженным, за счёт него и жила бы его большая дружная семья. По выходным они бы ездили в соседнюю деревню километрах в пяти за покупками того, что сами сделать не в состоянии, раз в месяц – в небольшой городок поблизости, тоже за товарами, а раз в год, скорее всего, зимой, выбирались бы куда-нибудь подальше. Весной – посевная, возделывание земли на большом новом удобном тракторе, почти не в тягость; летом делать ничего не надо, разве только на дождь молиться, а, если его не случится, с тягостными вздохами о будущем счёте за электричество или расходах на солярку заниматься регулярным орошением, да пестицидами пару раз обработать; но вот осенью – сбор урожая, тут опять придётся потрудиться, однако в конце концов всё будет вознаграждено, лишь бы цену хорошую дали, из уже идут расчёты на будущий сезон. И так из года в год, всё обыденно и предсказуемо, для кого-то это, наверно, и будет счастьем, но потому Фёдору в голову ничего подобного не приходило, что идеал такой жизни – та же рутина, от которой он пытался освободиться, только в ней, в отличии от его собственной, посветлее, в ней есть лазейки для счастья. Сейчас он, воспользовавшись моментом неожиданно пришедшей зрелости, старался с бытовой рассудительностью, доведённой до предела простоты, подумать о своём будущем, решить, как жить дальше, однако постоянно сталкивался со странным недопониманием чего-то очень близкого и очевидного и уже несколько раз обрывался на полуслове. Встав и спокойно доплетясь до дома, безо всякого намерения пройтись куда-нибудь ещё, он просидел в нём весь остаток дня в состоянии просветлённой неопределённости, вновь совершенно ничем не занимаясь.