Интересно, что единственный герой сна так и не попытался себе его объяснить, хотя, если бы сподобился на это, то нашёл бы кое-какие примечательные факты, приведшие в т.ч. и к нынешнему умонастроению. Он просто наслаждался тем остаточным чувством, которое возникало при пробуждении, похожим на вдохновение, лёгкое напряжение душевных сил, гулявших по телу спокойно и непринуждённо, не отыскивая себе выхода. Оно будто освещало новым светом потаённые уголки его сознания, выявляло их причудливые очертания и нивелировало остроту бессознательных влечений. Однако такое пренебрежение столь самобытным материалом не означает, что Фёдор впал в жалкую мистификацию или скотскую дикость, скорее наоборот, внутри всё становилось стройно, обдуманно, открыто, былые химеры отступали под его собственными смешками, и непреклонное чувство превзойдённого страдания, именно превзойдённого, а не пережитого, снимало страхи о будущем, всякую нерешительность и неуверенность. Душе хотелось новых ощущений, ведь старые не имели более в ней никакой реальности, и при всём желании сие нельзя было приписать одному-единственному сну, пусть и удовлетворявшему большую часть его былых устремлений, нет, сама жизнь Фёдора переменилась.
29.06 Такая острая жажда жизни, никогда не испытывал ничего подобного, будто впиваюсь зубами в свежее мясо, отрываю большие куски от ещё тёплой жертвы и долго жую, наслаждаясь вкусом крови. Одни восторги, пустота и восторги, которые, по сути, ничего не дают, но тем не менее необходимы позарез, мне нужна их новизна и непосредственность. Не хочется что-либо писать, хочется выпалить одним словом всю радость и на том остановиться, в мыслях не осталось ни капли конкретики, в голову лезут лишь воспоминания, пейзажи, обрывки чувств и ситуаций из прошлого, и, начиная их обдумывать, не получается ничего кроме затянутых рассуждательств, выхолащивается и куда-то ускользает сама сущность образов.
Странное дело, но вновь хочется любить, пусть даже неудачливо, быть может, по-другому, однако почти что так же и почти что ту же, и только постольку, поскольку она лучшее, до чего я смог дотянуться в своей жизни, мой идеал, точнее, идеал меня, главное во мне, то, мимо чего я ходил столько лет вокруг да около и никак не мог уловить. Парадоксально: это было во мне, было мной, однако оказалось наиболее сложным для постижения. И только осознав сущность любви, развеяв дымку непонимания, отчуждения от самого себя, застилавшую взор все прошедшие годы, я смог выйти из духовного оцепенения, смог позволить себе собственные мечты, стремиться к их исполнению, возможно, начать новую жизнь и исключительно так, как сам её понимаю. И, главное, у меня нет сомнений, что я способен на это, нет ни малейшей неуверенности и замешательства, всё просто и естественно, чувствуется приятный, здоровый оптимизм, готовность ко всему, но уже постольку, поскольку суть не ускользнёт никогда. К тому же эта готовность – готовность к лучшему, я не ожидаю чего-то непреодолимого и гнетущего, не ожидаю, что в чём-либо непростительно срежусь, что какая-нибудь мелкая неприятность уничтожит мой образ жизни, раздувая её тем самым до непомерных размеров, которые повергают в отчаяние, неуверенность и в конечном итоге мрачную задавленную досаду на всё вокруг. Нет, теперь уж меня оборвёт только смерть, и никакая докучная забота не станет глодать слабое сердце.