Пока он пребывал в этих неспешных размышлениях, вдруг около полуночи в глаза ему сильно ударил, на самом деле, совсем неяркий свет – восстановилось электроснабжение. Посмотрев на часы, Фёдор удивился, что просидел так долго, казалось, прошло не более четверти часа, видимо, он слегка забылся. Сидеть на табуретке было неудобно, тело его ныло от изнеможения, не истощающего, почти сладостного, но всё-таки изнеможения; пламя над огарком ещё колыхалось, однако, заметив, что тому не долго осталось, он решил его не тушить. А между тем, хоть ветер и не стихал, в облаках стали виднеться серьёзные прорывы, из которых выглядывали мерцающие звёзды, временами узкая полоска Месяца еле-еле озаряла всё вокруг бледным невнятным светом, украденным у дневного светила. Особенно выделялась в эти мгновения чёрная гладь леса, в котором Фёдор так и не успел нагуляться, казавшаяся под таким освещением ещё мрачнее, чем есть на самом деле. Стало несколько жаль, что сегодня не прошёл дождь, а то к завтрашнему утру там бы выросло много грибов, и дачники с окраин бросились бы их собирать, из-за чего можно было отложить отъезд, чтобы исправить это упущение, да и с людьми пообщаться. Но теперь они спозаранку будут возиться на участках, устранять последствия урагана, и всё опять пойдёт своим чередом, только его уже здесь не будет. Приятно это осознавать, приятно, что остальное пребывает неизменным; мыслей оказалось на удивление мало, и все они были разложены по полочкам, и не нашлось у Фёдора сил к ним прикасаться.
30.06 Отрадно становится на сердце, когда нечто соответствует своему понятию, стихия должна быть стихией, а не отмямливаться невнятным дождичком и трусливо убегать дальше. Мысли сегодня у меня путаются, быстро проносятся мимо, я не успеваю их толком осознать, прямо как сегодняшняя погода, преподнёсшая приятный сюрприз – чуть освежила, а то думал, окончательно задохнусь от жары. Может, только дождя и не хватало, сильного, отвесного, с крупными каплями. Впрочем, не стоит – развезёт окрестности, будет тяжело идти, да и всё ещё может случиться, хлынет из какой-нибудь внезапно набежавшей тучи, тут ведь не уследишь. А вообще я рад, очень рад такой погоде – отголосок моего внутреннего мятежа, моя реальность, я переживаю её так, как она есть на самом деле. В этом заключается нечто очень тёмное, почти мистическое, ведь она меня ввела в такое состояние, и уж никак не я её сотворил. Что-то опять мысли путаются… Нет, в сей согласованности есть какая-то скрытая власть над вещами: я не изменяю то, что изменить не способен, но в то же время понимаю, что менять это не следует, следует принять, как есть, и, если надо, измениться самому. И это уже свобода, познание истины, становление и собственный путь в жизни, – словом, всё, что может волновать, но по слабоумию не постигаться.