– Ты в каком же, Архиерей, теперь чине? До генерала не дослужился?
– Поручик, – ответил Юшин.
– Вон оно как! Благородие, значит… – в голосе Давыдки Алексей уловил глухое недовольство. Лёжа на полоке, блаженно чувствуя, как благодарно поёт каждая клеточка распаренного тела, Алёша меньше всего хотел спорить о чём-то с другом, но почувствовал, что спора избежать не удастся. Слегка свесившись вниз, он посмотрел на Давыдку, растянувшегося на нижнем полоке во всю длину своего долговязого, худого тела, спросил осторожно:
– Тебе что-то не нравится?
– Мне не нравится, что ты теперь другой класс, а значит, супротив нас будешь.
Алексей даже сел от неожиданности. Кажется, и впрямь все с ума сошли. Утром отец целый допрос с пристрастием устроил, теперь – Жердь…
– Жердь, ты не пьян ли? Ты что несёшь? Какие классы?! Ты мужик, и я мужик!
– Ты офицер, а я солдат.
– Это было на войне, а здесь не война. Ты вдумайся, какую околесицу несёшь! Лежим мы с тобой в бане, голые! Где ты погоны офицерские увидел?
– Ты разговор не переводи в другую плоскость, – Давыдка тоже сел. – Скажи-ка лучше, ты как к большевикам относишься?
Алёша еле подавил стон. И здесь начиналось то же самое!
– Плохо отношусь! Меня господа большевики едва «в расход» не вывели.
– Вот видишь!
– Что я должен видеть?
– То, что разные у нас классы теперь. Разные стороны.
– Ну, и какие же это классы?
– Трудящиеся и эксплуататоры.
– Дожили! – ахнул Алексей. – Это я, значит, эксплуататор? И кого же я эксплуатировал, расскажи подробнее? У моего отца даже батраков никогда не было! Всё своими силами устроил!
– Ты, может, сам и не эксплуататор, а сторону их держишь. У брата твоего тесть – мироед…
– И кого ж он съел? Я что-то не пойму, Жердь, тебе-то чего не достаёт? Твой отец в бедняках никогда не ходил.
– Причём здесь мой отец? Мой отец тоже большевиков ругает. Я потому дома и не живу теперь.
– Так тебе-то зачем большевики? – не мог понять Алексей. – Что ты от их власти получить хочешь?
– Я хочу, чтобы мир по справедливости устроился. А не так как теперь: одним всё, а другим шиш с маслом! Антохин тесть целые заводы, гектары земли под себя гребёт, а у Егорыча дети рахитом с голодухи болеют!
– А в этом что, тесть Антохин виноват? Или мой отец?! Или твой?!
– Да раскрой ты глаза, Архиерей! Неужели не видишь, что так дальше продолжаться не может?! – глаза Давыдки загорелись. – Вот, возьми хотя наш Алтай! У нас же здесь два класса! Одни всё что баре, помещики малые! В каменных домах живут! Полы у них крашеные! Земли у них – взгляда не хватит окинуть! Скотина у них! Всё! А другие?! А другие, Архиерей, в землянках ютятся, ни землицы, ни лошади… Только батрачеством и спасаются! Ваши скачут, а наши плачут!