А Наденька думала о чём-то своём. Алёша заметил это, приобнял будущую жену за талию, спросил негромко:
– Что ты, хорошая моя? О чём задумалась?
– Как ты думаешь, понравилась я твоим родным или нет?.. – спросила Надя. – Твоя сестра так пристально разглядывала меня, что я всё время краснела… Наверное, я им странной кажусь, чужой. Барышней…
– Ничего, они привыкнут и полюбят тебя, – заверил Алексей. – Отец, конечно, суров, а под старость сварлив сделался, но ты не думай: он человек хороший.
– Я ничего такого и не думаю, – посветлела лицом Надя. – Я их всех ещё заранее полюбила. Они же твоя семья. И ты непременно полюбишь моих родителей, когда их узнаешь.
– Я уже люблю их, – отозвался Алёша, целуя невесту.
К вечеру Алексей решил истопить баню. Хороша была баня у Юшиных, и сладко было Алёше в предвкушении её обжигающей, обновляющей усталое тело ласки. Верно говорят: банька не баба, а любого ублажит. Разоблачившись до пояса, Юшин проворно орудовал топором, лихо раскалывая сухие чурки так, что ни единой щепы не отскакивало в сторону. Внезапно его окликнул знакомый голос:
– Здорово, Архиерей!
Алексей обернулся, и увидел повисшую на заборе длинную, сутуловатую фигуру Давыдки, лучшего друга отроческих и юношеских лет. Давыдка смотрел на Алёшу, попыхивая папиросой, и щербатое лицо его, всегда выдвинутое вперёд, посмеивалось. Юшин бросил топор и поспешил приветствовать друга:
– Здорово, Жердь! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть! Давно с фронта?
– Давненько, – уклончиво ответил Давыдка.
«Дезертир», – мелькнула мысль, но тут же исчезла, уступая место искренней радости от встречи.
– А чего на заборе виснешь? Чего не заходишь?
– Да я собственно так, мимо шёл… – снова уклончиво прозвучал ответ. Темнил Давыдка, держал камень за пазухой.
– Слушай, Жердь, я баню истопил. Попаримся вместе, как в лучшие годы жизни, а? Деверь мой в отъезде, отец хвор, а одному скучно. А, Жердь? Заодно и потолкуем! Столько времени не виделись!
Давыдка подумал, хлюпнул носом, сплюнул и, загасив папиросу, легко перепрыгнул через забор:
– Баня – дело доброе. Баню я уважаю!
– А Илюха что? Дома ли? – спросил Алексей, вспомнив другого приятеля. – Его бы ещё позвать! Совсем бы было как раньше!
– Убили Илюху, – коротко ответил Давыдка.
– Когда?
– Уж год как. В Галиции…
– Царствие небесное…
– Помянем?
– А как без того?
Илюху друзья помянули, уже вдоволь нахлестав друг друга берёзовыми вениками в жарко нашкваренной бане. Заметил Алёша два следа от пулевых ранений на спине Давыдки, но не спросил о них. Да и о чём было спрашивать? Война есть война. Но старый друг сам заговорил о войне: