Карача, завидев это, тут же притащил завязанный узлом овчинный полушубок да зеленый шелковый мешок.
– Это вот тебе, – елейным голосом промолвил он, развязывая узел, в котором были кольчуга с золотым орлом и пара пистолетов, украшенных каменьями да позолотой. – А вот это дядюшке отдашь, – кивнул старец на мешок. По бурым пятнам засохшей крови царевич без особого труда догадался о его содержимом.
– Бери, бери, – заверил Карача. – Более-то порадовать нам хана нечем.
Взяв с собой лишь трех телохранителей, царевич тотчас же отправился в дорогу. К вечеру он был уже на месте. Еще при въезде в стан Кучума отважный воевода заприметил, как сторонятся его дядюшкины люди. Терзаемый недобрыми предчувствиями, Маметкул подъехал к ханской юрте и увидел возле входа обезглавленное тело, судя по кольчуге, это был кто-то из его улан.
– За что? – спросил царевич стоявшего у входа стражника.
– За то, что весть принес плохую, – ответил тот, припадая на колени.
«Интересно, чей он соглядатай, хана или Карачи», – подумал Маметкул, сразу догадавшись, за какую весть поплатился головою незадачливый гонец.
Кучум сидел у очага, отрешенно глядя своими воспаленными глазами на мерцающее пламя. Возле его ног шаман-остяк то ли гадал, то ли колдовал на конском черепе. При появлении Маметкула великий хан запустил в кудесника березовым поленом, злобно прошипев при этом:
– Пошел прочь, обманщик, – затем глянул на племянника и не менее злобно вопросил: – А ты зачем пожаловал?
Удивленный столь холодной встречей, царевич молча протянул ему мешок. Подарок Карачи немного успокоил повелителя.
– Кто это? – уже более дружелюбно поинтересовался он.
– Атаман Иван Кольцо, правая рука Ермака.
Упоминание имени покорителя Сибири повергло хана в ярость.
– Мне не рука, мне голова его нужна, – зловеще прошептал Кучум, поднимаясь на ноги. – Опять казаков упустили. Вы что с мурзою обещали? Искер отбить, всех урусов под корень вырезать, а что я получил от вас вместо этого? Голову Ивана-атамана, которого другой Иван, шайтаном белым прозванный, легко заменит?
Царевич вздрогнул, пораженный дядиной осведомленностью, и побледнел лицом.
– Чего дрожишь? Думаешь, не знаю, что ты казаков пленных отпустил, – уже не сдерживая гнева, заорал Кучум. – Даже сам к Искеру их отвел. Видать, решил на всякий случай задобрить неверных. А может, ты, как Едигер36, царю Московскому дань платить собрался. Гляжу, уже в кольчугу русскую с двуглавой птицей облачился.
Отправляясь к хану на поклон, Маметкул действительно надел нарядный Ванькин панцирь.
– О какой измене речь ведешь? – попытался возразить царевич. – Не скрою, ездил на переговоры с казаками, предлагал без бою сдать Искер да на Московию обратно убираться, а разве это плохо, нашу тяжбу с ними миром разрешить?