Речи Посполитой.
– Вот оно как, – не на шутку удивился дьяк. – А то я сам дивлюсь – по одежке вроде бы казак, вид геройский, и с ябедой явился. И за что ж тебе такая милость?
– За поход в Сибирь, – довольно скромно пояснил Иван.
Услышав про Сибирь, царев слуга пристально взглянул на Ваньку, затем аж вздрогнул, растерянно сказав при этом:
– Так ты тот самый злыдень, который на Иван Васильевича руку поднял, и одной лишь ссылкой отделался. Тото, я гляжу, лицо знакомое, мне тебя воевода Мурашкин показывал, когда в поход вас провожали.
– Хватит языком чесать, займись-ка лучше делом, – прикрикнул на него Иван. Он нисколько не обиделся на злыдня, но облезлый черт пробудил в его душе тяжелые воспоминания. «Говоришь, легко отделался, да мне бы проще было самому три раза помереть, чем пережить все это», – подумал Княжич.
В ответ на оклик атамана дьяк испуганно засуетился. – Прям ума не приложу, что же предложить тебе. Хочешь подмосковные владения князей Ростовских? Именье знатное – три справных деревеньки и усадьба, просто загляденье.
– Нет, не хочу, – возразил ему Иван. – Отпиши мне лучше вотчину князя Новосильцева, ту, что стоит на коломенской дороге.
– Тебе решать, – пожал плечами дьяк. – Только наперед хочу предупредить – именье то на десять раз разграблено, и места там неспокойные, разбойники какие-то шалят. Ладно, просто бы разбойники, где их нынче нету, но тамошними ведьма верховодит. Стало быть, они с нечистой силой дружат. Намереваюсь все стрельцов туда послать, да как-то руки не доходят.
– Пиши, давай, – распорядился Княжич, обеспокоенный судьбой Андрейки и Аришки. За прошедшие почти три года могло случиться что угодно, а тут еще какие-то разбойники.
– Как скажешь, – согласился дьяк, вынимая из-за уха гусиное перо. Умокнув его в чернильницу, он строго вопросил:
– Говори, как звать тебя и величать.
– Атаман казачий, Ванька Княжич.
– Нет, брат, так дело не пойдет. Для того чтоб грамота была законною, воровская кличка не сгодится, – заартачился начальник челобитного приказа. – Толком говори, кто ты таков?
Неожиданно Ивану вспомнилось, что этот же вопрос задал ему Кольцо при их ночной беседе в кабаке у Тихона. Вспомнился топор, воткнутый в колоду для разделки туш и лежащие на ней шипы с его оков.
– Шип с оков, – с печалью в голосе ответил атаман, еле удержавшись, чтобы не добавить – сломленный и никому не нужный.
– Ну что ж, так и напишем – жалует Великий князь и царь всея Руси Федор Иоаннович за заслуги ратные Ивану, как тебя по батюшке?
– Андреевич.
– Ивану, сыну Андрееву, – продолжил дьяк, скрепя пером, – Шипсокову осиротелое имение князя Новосильцева.