Поймав недоуменный Ванькин взгляд, он убедительно изрек:
– А что, вполне достойная фамилия, ничем не хуже, чем многие другие, – и уже насмешливо добавил: – Я вон нынче на Нарышкиных донос читал, так до сих пор отрыжка мучает.
– Пиши, как сам считаешь нужным, – дозволил Княжич.
Закончив писанину, дьяк отдал грамоту Ивану.
– На, владей.
Ванька положил ее в карман, даже не читая, и одарил ярыжку целой горстью червонцев.
– Не надо, забери назад, – обиженно промолвил тот.
– Возьми и не куражься, я ведь все едино не поверю, чтоб дьяк приказный да мзду не брал, – усмехнулся атаман.
– Почему же не беру, беру, да еще как. С тех, которые доносами на ближнего промышляют, грех не взять, но ты – иное дело.
– Это чем же я тебе так приглянулся? – полюбопытствовал Ванька.
– Посиди на моем месте, да полюбуйся с утра до ночи на паскудные хари соглядатаев, тогда поймешь. Я здесь третий год служу, и впервые за все время настоящего героя награждаю, а с хорошим человеком повстречаться дорогого стоит. Забирай свои червонцы да не думай, будто бы одни лишь лихоимцы возле власти подвизаются, – не без гордости ответил дьяк и встал из-за стола, чтобы достойно попрощаться с атаманом. И тут Иван заметил, что он изрядно колченог, его правая нога была куда короче левой.
– Где это тебя так приголубили? – опять поинтересовался Княжич.
– На войне с поляками. Я, прежде чем сюда попасть, десять лет отвоевал в дворянской коннице под началом Трубецкого. Это князь, царствие ему небесное, определил меня, калеку, на сие место хлебное.
– Не знал, что Тимофей Иванович помер, – опечалился атаман. – И как давно?
– Вскоре после государя. В одночасье от удара скончался. – А где младший Трубецкой, князь Митька? Что-то не видать его в кремле.
– Ты и с ним знаком?
– Да уж знаком, и даже кое-чем обязан, – тяжело вздохнув, кивнул Иван.
– Так нет его в Москве. Говорят, на Дон подался. Не заладилась у них с Борисом дружба, слух прошел, что не без помощи всесильного боярина его отец покинул этот мир. Видать, князь Дмитрий счел за лучшее не испытывать судьбу, да приударил в вольные края, откуда выдачи нет, – шепотом поведал дьяк и, в свою очередь, спросил:
– Что-то я не разберу, чей ты будешь? Годунов тебя именьем награждает, а дружбу водишь с его недругами.
– Да ничей, я сам по себе, – уверенно ответил Ванька.
– Так не бывает, – заверил лысый черт.
– Это почему же, взять тебя, к примеру, десять лет служил у Трубецкого, а теперь Борису служишь, – напомнил ему Княжич.
– Нашел, чем упрекнуть, – обиделся ярыжка. – Эка невидаль, хозяина сменить, такое сплошь и рядом происходит, но вовсе неподвластным быть царям лишь дозволяется, да и то над ними бог стоит.