– Да, кто бы мог подумать, что атаман мой так закончит путь земной. Я ж в есаулах у Григория, то бишь Герасима ходил. Много славных дел мы натворили. Караванов государевых на Волге да Дону разграбили – не счесть. Он тогда опричникам царевым за брата мстил, люто мстил, оттого, видать, душой и надломился. Как-то раз мне говорит, мол, кровью кровь не смыть и злодейством нашим брата не вернешь, а потому поеду в Киев слово божие изучать да за спасение его души молиться.
– Ну, с Герасимом все ясно, он про брата мне и сам рассказывал, даже саблю, что в наследство от него досталась, подарил, – кивнул Иван на свой булат. – Но ты-то как в священники попал?
– Так я вослед за ним подался, негоже есаулу атамана своего бросать, особенно когда душа того в смятеньи пребывает, – ответил батюшка и тут же принялся увещевать незваного пришельца. – Ишь, понятливый какой, все-то ему ясно, а мне вот невдомек, как ты, такой заслуженный да ладный на непотребной девке жениться вздумал. Это ж, судя по всему, та самая разбойница, которая купчишек на дороге нашей грабит. Напрочь стыд злодейка потеряла, под венец в кольчуге и штанах явилась. Недаром люди говорят, что она ведьма.
– Да какая там ведьма, так, овца заблудшая, – отмахнулся Ванька. – К тому же разве это плохо, душу грешную направить на путь истинный?
– Не знаю, как душа, но цыцки у ей знатные, такие даже под броней не скроешь, видать, на них, да косу длинную ты и позарился, – усмехнулся батюшка.
– Грех такое говорить, святой отец, – смиренно возразил Иван. – Арина верная подруга жены моей, сей бренный мир в расцвете лет покинувшей, она три года сына нашего растила, покуда я в Сибири воевал.
– Так вот ты кто, – упавшим голосом промолвил поп. – Тот самый атаман, который за красавицу полячку государя Грозного едва не застрелил. Уж не знаю, кто ты есть, праведник великий или грешник – не мне судить, пускай господь дела твои осудит. Так и быть, зови свою невесту, обвенчаю вас. Вы с ней, как погляжу, два сапога – пара.
– Благодарствую, святой отец, – ответил Княжич, правда, без особой радости. Напоминание о царе Иване, проклявшем его потомков аж в восьмом колене, пробудило в Ванькиной душе даже не страх, а какое-то тоскливое томление.
Выйдя на крыльцо, он призывно помахал рукой, мол, все улажено, входите. Первой в храм вошла Арина, за нею Петр Прокопьевич с Катериной и Андрейкой на руках, потом все остальные.
Уже стоя возле алтаря, Иван почуял чей-то взгляд. Понятно дело, что на жениха с невестою смотрели все, но этот взгляд был необычный, верней сказать, потусторонний и исходил откуда-то с небес. Княжич поднял голову, с расписного купола обители господней большими синими очами Елены на него смотрела Богородица. Взор ее был ласков и печален. Ваньке сделалось еще тоскливее, чем прежде.