— Ты подавишься, Ася, — сделала замечание Людмила.
— Нет. Некоторые давятся, когда во время еды разговаривают. Но я никогда не давлюсь, видно, я уж так устроена.
— Какой это Вовка? Такой бледненький?
— Нет, какой ты!.. Оказывается, ты еще никого не знаешь. Тот бледненький — это Толя, а Вова старше, и не сын сапожника, а его племянник. Они удрали, когда немцы пришли, а Вова остался, потому что он был тогда в другом месте. И он был знаком с немецкими офицерами, знаешь? Страшно, правда? Я говорю ему, что он не должен был ходить для них на базар, но он вообще, понимаешь, не очень хороший мальчик. Он и Толю, когда никто не слышит, пугает, что самолеты летят, а Толя так боится, так боится…
— Пора спать, Ася.
— Спать? Уже? А ужин? Ах, правда, смотри, мама, какая я глупая, даже не заметила, что поужинала… А я думала, что успею еще забежать к Дуне, но она ложится спать еще раньше, чем я… Ужасно короткий день, правда? А мне теперь еще нужно связать носки ко дню Красной Армии, прямо не знаю, как у меня времени хватит… Знаешь, папочка, мама научила меня вязать на спицах, раньше-то, когда я была маленькая, до войны, я не умела, а теперь я вяжу очень быстро и свяжу много носков — может, три пары, а может, пять. Только бы шерсти хватило. Это хороший подарок — носки, правда? А ты получил на фронте от кого-нибудь носки?
— Я получил шарфик.
— И еще что?
— И сушеные фрукты, водку… постой-ка, еще что-то было… Ах, да, носовые платки.
— В прошлом году я тоже посылала носовые платки, это легко. Ты, наверно, получил от какой-нибудь маленькой девочки, потому что носовые платки — это самое легкое. И ты ей ответил?
— Не помню — кажется, нет.
— Ну, вот видишь, какой ты… Это очень нехорошо… Она так ждала, так ждала… Хотя ведь ты и нам с мамой не писал… Но ты ведь не знал, где мы, правда? А та девочка ведь написала тебе свой адрес, правда? Почему же ты не ответил?
— У папы голова болит, Ася. Хватит разговаривать, пора спать.
— Голова? — Ася встревожилась. — Так, может, примешь порошок?
— У меня вовсе не болит голова, — сказал Алексей.
Девочка с изумлением перевела глаза с него на мать и обратно. Веселость на ее личике потухла. Она вздохнула и встала.
— Ну, так пойду уж спать — все равно завтра надо пораньше встать. Я обещала Фекле Андреевне, что принесу ей дров, они у нее в сарайчике во дворе, да вот и забыла, теперь придется завтра утром перед завтраком сбегать.
— Ты ходишь к этой?.. — Алексей еле удержался, чтобы не обругать Феклу Андреевну.
— Нет, я к ней не хожу, она никого не впускает в свою комнату, знаешь? Дуня говорит, что у нее там, наверное, какие-нибудь сокровища и потому… Но я думаю, может у нее какая-нибудь птичка, и Фекла Андреевна боится, чтобы она не улетела…