Алексей ощутил на щеке влажные теплые губы и почувствовал особый молочно-цветочный запах, каким пахнут дети. На миг в нем снова ожило то чувство — мелодия скрипки, чистый, звенящий, крылатый, воздушный тон, отзывающийся в душе сладостной трелью. Ему захотелось заплакать. Над Асей, над собой, над всем…
Он почувствовал себя одиноким и покинутым. Какой дьявол сидит в этой женщине, в этой Людмиле? Что она думает, вот хоть и сейчас, с нахмуренным лбом перемывая после ужина стаканы и тарелки? Чего бы он не дал за то, чтобы узнать, о чем она думает, — и он почувствовал себя глубоко обиженным тем, что если даже она и думает о нем, то это вряд ли добрые мысли.
— Ася, хочешь посмотреть что-то интересное?
Девочка неуверенно остановилась на лестнице. Вова сдвинул кепку набекрень.
— Говорю тебе, не пожалеешь.
— А где?
— Здесь же, близенько. Надо только взобраться на чердак.
— Там ведь закрыто.
— О-ва! — свистнул сквозь зубы Вова. — Закрыто — тоже мне… Я покажу тебе, как открывается.
— А что там?
— Сама увидишь. Кому-нибудь другому я бы не показал, но тебе покажу.
Ася колебалась, но соблазн был сильнее, чем неприязнь к Вовке.
— А не обманываешь, правду что-то покажешь?
— Какая ты! Ведь если я говорю… Пойдем, пойдем, не бойся.
— Я не боюсь, только…
— Эх, не то раздумаю, а потом жалеть будешь.
Девочка пошла за ним, вертя кончик косички. У Вовки на ногах вместо ботинок были слишком большие калоши, подвязанные шпагатом, и, ступая, он смешно подбрасывал ногу, словно это обувь влекла его вперед, а не он переставлял ноги куда хотел.
— Вот смотри.
Он достал из кармана согнутый гвоздь, и замок на заржавленной скобе сразу же отскочил.
— Задаст тебе дворничиха, когда увидит.
— Не увидит. Ты ведь ей не скажешь, ты же не доносчица?
Оскорбленная Ася пожала плечами.
— А впрочем, даже если и скажешь, мне все равно. Я не боюсь дворничихи.
— А управдома?
— Фу, управдом… Если хочешь знать, я никого не боюсь.
Чердак был темный и пустой, трубы стояли здесь, как забрызганный известью лес. Сквозь железо просвечивали щели. Было душно и неприятно. Ася вздрогнула.
— Здесь есть крысы?
— Откуда! Осторожно, переступи эту балку, вот здесь.
— Ты и крыс не боишься?
— Тоже мне!.. Я покажу тебе как-нибудь во дворе, как я стреляю в них из рогатки. Хочешь?
— Нет… А фашистов… фашистов ты тоже не боишься?
Вовка взглянул на нее исподлобья.
— Выдумала!.. А почему тебе пришли в голову фашисты?
— Не знаю.
— Видели мы и фашистов, — протянул он медленно, протирая ладонью какое-то замазанное окно.
— Что это?
— То самое… Смотри, здорово видно.
Она прильнула носиком к грязному стеклу, но сперва ничего не увидела.