Нет, она говорила не с раненым. Она умоляла судьбу, историю, беспощадный мир, чтобы Григорий вернулся. Ах, услышать ещё раз его голос, увидеть его улыбку, коснуться его рук, служить ему, быть возле него… Снова почувствовать высокую волну счастья, заливающего сердце, глубочайшее доверие, лазурный покой, охватывающий душу. Снова подумать о том, что вот есть величайшее счастье, навеки свой человек, что он не затерялся на далёких путях войны, пришёл, что вот они снова вместе. Какое же тут значение имело бы… Нет, нет, она бы объяснила ему, сумела бы убедить его, помочь ему так, как он помогал ей сотни раз…
— Это правда? — строго спросил раненый, и мрачный глаз впился взглядом в её просветлённое лицо.
— Да. Это правда, — торжественно подтвердила она, словно присягая. — Это чистая правда.
Он смотрел теперь в потолок.
— А то у меня, знаете, сестра, есть девушка…
Теперь она поняла, что сказала то, что нужно. Она дала ответ именно на то, что его больше всего мучило.
Раненый поднял руку и беспомощно пошевелил ею перед лицом.
— Что тебе?
— Под подушкой… Тут, под подушкой…
Она протянула руку. Зашелестела бумага. Конверт, склеенный из страницы школьной тетради. Расплывшиеся лиловые буквы адреса.
— Письмо выньте, сестра.
Небольшой замусоленный клочок бумаги.
— Читайте, сестра. Вслух.
Она разгладила на колене сгибы. Химический карандаш расплывался пятнами.
«Дорогой мой Вася! Кланяюсь тебе от всего сердца, и мама, и сестрёнка Фрося, и тётка, и все соседи. Я очень рада, что уже знаю, где ты, знаю твой адрес. Почему ты не пишешь, куда тебя ранило? Так я тебе хочу написать, что, как бы ни было, я всё равно за тебя пойду, так ты мне напиши, куда тебя ранило, и хоть бы ты стал инвалидом, так ты не думай, потому что всё равно, я всегда такая же, как была, так я тебе пишу, чтобы ты ничего не забирал в голову, а только напиши. У нас дома всё по-старому, твои родители тоже живы-здоровы, и только все ждём тебя, так ты напиши, пойдёшь ли ещё на фронт, или уже домой, а если надо, так я за тобой приеду, потому что твоим родителям трудно, а я приеду. И кланяюсь тебе ещё раз и жду письма, до свидания. Твоя Оля».
Мария старательно сложила истрёпанный листок. В широко открытом, устремлённом в потолок глазу раненого появился влажный блеск.
— Ну вот видишь, — сказала Мария. — Я тоже говорила…
— Так вы думаете, сестра?..
— Какой ты, право! Ведь пишет же тебе Оля…
— Да, конечно… Но вот я думаю… Может, это так, а когда я приеду…
— Нет, нет, это же ясно. Что ты, не читал письма, что ли?
— Как не читал? Читал… И вчера, и сегодня… А всё-таки…