— Отошли горничную, дорогая.
— Горничную?!
— Я хочу побыть с тобой наедине.
— Да, но обед?
— Я приготовлю его сам, — сказал Томас, вставая с постели, как встает боксер, побывавший в нокдауне, пришедший в себя и готовый к бою. — Я должен хорошенько подумать, а за приготовлением пищи мне приходят хорошие идеи.
Томас готовил лечо по-венгерски. Порезал лук, почистил сладкий перец. Делал он это молча, сосредоточенно.
Эстрелла наблюдала за ним и в волнении теребила браслет на своем запястье. Бриллианты чистой воды переливались всеми цветами радуги.
— Твое спокойствие, замкнутость нервируют меня, Жан! Как ты можешь этим заниматься сейчас?
Томас улыбнулся. Его взгляд упал на браслет.
— Почему ты не отвечаешь, дорогой?
— Потому, что я думаю!
— Ты не доверяешь мне? Не хочешь сказать мне правду? Почему опасность грозит тебе со всех сторон? Почему ты боишься англичан?
— Правда настолько ужасна, что даже тебе нельзя ее доверить.
— Ох! — простонала Эстрелла и стала так быстро вращать свой браслет, что он стал казаться огненной переливающейся струйкой.
— Но я хочу помочь защитить тебя! Поверь, Жан, я сделаю все ради тебя!
— Действительно все?
— Все, любимый.
Томас выронил помидор. На его лице появилось выражение глубокой нежности и спокойной уверенности.
— Ну, хорошо, после обеда мы отдохнем, и ты сможешь доказать, что сделаешь все для меня и даже донесешь на меня.
Последние слова оказали ошеломляющее воздействие на Эстреллу. С широко раскрытыми глазами и открытым ртом она смотрела на Томаса.
— Что ты сказал, — прошептала она, обретя дар речи, — что я должна сделать? Донести на тебя? Кому? Полиции?
— Полиции, мое сокровище.
— Но, ради Бога, почему?
— Потому, что я обокрал тебя!