Смех Айше прервал его возмущенные вопросы:
– Ты сам-то слышишь, что говоришь? Хорошо, я знаю, о чем речь, а то можно бог знает что подумать! Не буду я заниматься твоей любовью – во всяком случае, в этом смысле.
– Да уж, сказал я удачно, – тоже засмеялся Кемаль. – Но ты меня простишь. А издатель сказал, что если берешь женский псевдоним, то надо бы побольше любви. А у меня на это таланта не хватает. Да и неохота мне про любовь… Надо же, случайно написал детектив, так теперь с меня требуют, как с настоящего писателя. Кстати, мне и редактор их посоветовал с тобой поговорить. Пусть, мол, госпожа Айше напишет, она сумеет, все равно у вас псевдоним…
– «Она сумеет»! Лучше бы он мою собственную повесть издал, а не советы давал. Зачем ты связался с женским псевдонимом, не понимаю. Отдал бы под своим именем – и все. Иди лучше ужинать.
– Ты же знаешь, как это получилось. Из-за тебя. И никакое имя, кроме твоего, мне тогда в голову не приходило, – выходя на кухню, сказал Кемаль.
Айше знала, как это получилось. Цепочка случайностей, не более того. То, о чем обычно говорят: «Так не бывает».
Чуть больше года назад она, тридцатилетняя, разведенная и привлекательная преподавательница английской и французской литературы, доктор филологии и тайная поклонница Агаты Кристи, оказалась впутанной в историю, каких, как считается, не бывает. Она до сих пор была убеждена, что все это случилось с ней потому, что однажды ей привиделся детективный роман. Приснился наяву. Совершенно готовый – от первого до последнего слова. Нужно было только сесть и записать.
Что Айше и сделала.
Но этого, как утверждала она потом с мистицизмом профессионального литературоведа, нельзя делать безнаказанно. Она написала всего две или три главы, когда буквально в соседнем доме произошло убийство. Тогда же она познакомилась с Кемалем, хотя ее, как раз в то время размышлявшую, не выйти ли ей замуж за ее тогдашнего возлюбленного, это знакомство заинтересовало только в связи с расследованием.
Почему, спрашивается, раньше нигде поблизости не совершались убийства? Почему раньше она от силы два раза в жизни беседовала с полицейскими? Почему не была свидетельницей, лжесвидетельницей, подозреваемой, подозревающей, знакомой убийцы? Почему? Да все потому же: не надо сочинять детективы! Но и это соображение ее тогда не остановило, потому что ни рациональными, ни мистическими соображениями невозможно остановить ни графомана, ни настоящего писателя. Айше не задумывалась, к какому из этих двух разрядов она принадлежала. Вероятно, потому, что ни графоману, ни настоящему писателю не свойственно об этом задумываться. Они просто пишут. И Айше писала.