Действительно, навстречу по улице Рембо спускается.
— Брат-джон, что такое? — Гург спрашивает.
— Э, билять… — Рембо говорит, на землю сплевывает.
— Покажи, — Гург приказывает.
Идем, мне страшно. Не к нашему ли дому ведет? Прошу: «Дедушка Абдукарим, отведите беду. Сделайте так, чтобы наши не пострадали». Сам думаю, если что плохое случилось, поздно уже просить. Раньше надо было умолять. Но заранее как попросишь? Никогда не знаешь, что будет. Конечно, мы наших дедов-духов всегда почитали, никогда не забывали, всегда им уважение оказывали, вчером накануне пятницы вместе собирались — для них молитвы читали, их имена вспоминали… Мы повода не давали, чтоб на нас гневаться. Неужели нас оставят, в помощи откажут?
Рембо ребят к дому Салима, соседа, что ниже нас живет, приводит. Когда подходим, сразу замечаю — там, выше Салимова двора, на крыше нашего дома отец стоит. Будто камень с души падает. Я радуюсь. Спасибо дедам-духам! Богу тоже спасибо… Потом через калитку к Салиму во двор входим, мне опять страшно становится. Во дворе убитые Салим и Зухро на земле лежат.
Рембо говорит:
— Эти горцы совсем дикие. Как звери. Никакой культуры у них нет. Их женщины не понимают, как с мужчиной себя вести.
Гург-волк говорит:
— Кончай философию. Скажи, что делать будешь?
Рембо говорит:
— Раз баба не дала, ослицу поймаю.
Ребята смеются. Шухи-шутник говорит:
— Тебе только ослиц и охаживать.
Рембо злится:
— Ослицу для тебя приведу. Себе другую бабу найду.
Ребята опять смеются. Шухи опять говорит:
— Даврон шутить не любит. Приказал никого не обижать.
— Э, Даврон кто такой?! — Рембо говорит. — Что он сделает?
Потом говорит:
— Я сам Даврон.
Говорит:
— Обиженных нет. Был один, — на мертвого Салима, нашего соседа, кивает, — уже не обижается.
Ребята смеются.
— Ладно, — Рембо говорит, — что-нибудь придумаем. Скажу, он первым начал стрелять — я защищался.
— Где автомат лишний возьмешь?
— Пистолет ему положим.
— Выстрелы все слышали. Пистолетных не было. Лучше кетмень подложить. Ну, а бабенка?
— Она на меня с ножом бросилась.
— А где нож? — Хасан-Шухер спрашивает.
Рембо на веранду-кухню идет — там большой нож, каким овощи крошат, берет.
— Вот нож, — говорит и рядом с мертвой Зухро кладет.
Потом Шухи-шутник говорит:
— Там на крыше какой-то мужик стоит… На нас смотрит.
Все ребята разом головы вверх поднимают.
— Эх, билять! — Рембо ругается.
Гург ко мне поворачивается:
— Кто такой?
— Мой отец.
— Скажи, пусть сюда придет.
Страшно мне. Очень страшно. Ничего придумать не могу. Спрашиваю:
— Зачем?
— Э-э, не бойся, пацан. Просто поговорить… Что стоишь, мнешься? Давай, давай, кричи ему.