— Мама, это я, твоя принцесса! Пожалуйста, мама, подай знак, что ты еще не мертва, что ты меня любишь и хочешь жить дальше.
Он подождал.
Мать не реагировала. Даже дрожание ресниц не выдавало, что в ней осталась хотя бы искра жизни. Он сел рядом.
— Проснись, мама, это я, твоя принцесса! — повторил он.
Матиасу показалось, что он услышал легкий вдох. Но, возможно, он и ошибся.
— Пожалуйста, посмотри на меня! Хотя бы в последний раз!
И снова ничего не произошло.
— Ты помнишь, мама, мне было, наверное, лет семь-восемь, когда, как каждый год, в школе был детский карнавал. Я хотел быть ковбоем, чтобы у меня на поясе висел пистолет. У всех мальчиков в моем классе дома были пистолеты и винтовки, и даже танки и пушки. Только не у меня. Ты мне это запретила. Чтобы у меня не испортился характер. Я даже не имел права на водяной пистолет. А было бы так здорово играть с ним в ванне или обрызгать соседскую кошку! Ты можешь вспомнить, как ее звали? Мне кажется, Минка или Тинка. Или так звали кошку Брайтбахов, которые купили дом у Везелей? Я уже не помню, да это и неважно. Самым моим сокровенным желанием было зарядиться ковбоем, но у тебя были другие планы, мама, ты помнишь? Ты купила блестящий розовый карнавальный шелк, белые кружева и сшила длинное платье с рюшами. А к нему я должен был надеть маленькую корону, которая надевалась, словно обруч, на голову. А потом ты накрасила мне губы розовой губной помадой, и получилась твоя маленькая сладенькая принцесса. И я должен был, спотыкаясь, идти в школу в твоих слишком больших туфлях на высоких каблуках. Как мне тогда было стыдно, мама! Так невероятно стыдно! Ты можешь себе это представить?
Матиас еще помнил, как он, плача, вбежал в класс, босиком, с туфлями в руках.
Был февраль, и ноги у него были холодными как лед. Первым делом он переобулся в кроссовки — на счастье, его сумка с одеждой для физкультуры была под партой. А потом он потерянно стоял в классе между индейцами и ковбоями, медведями, кошками, колдуньями, суперменами, вампирами и неопределенными фантастическими фигурами. Кроме него, принцесс не было. Ни одна из девочек не нарядилась так.
Он тихонько уселся на свое место, засунул корону в сумку и считал часы и минуты, пока ужас и карнавал закончатся и он сможет вернуться домой и переодеться.
Генриетта встретила его возле двери дома и обняла. «Моя красавица, — сказала она, — моя сладкая, моя куколка, моя самая любимая, очаровательная, трогательная принцесса!»
Матиас наблюдал за матерью.
— Я был твоим разочарованием, да, мама? Ты думала, что лучше бы у тебя была девочка, чтобы не только на праздник, но и каждый день можно было наряжать ее в яркие платьица? И пока я был в начальной школе, на каждый карнавал я вынужден был одеваться принцессой. И после этого ты награждала меня своей любовью и подарками. В этот единственный день в году я был таким, каким ты хотела меня видеть. Твоей куколкой. Твоей принцессой. — Он улыбнулся. — Ты не хочешь всего этого слышать, правда? Не беспокойся, я на тебя не злюсь. Вовсе нет. Я ведь практически привык к этому, потому что с тех порты все чаще и чаще называла меня принцессой. Просто так. «Принцесса, сойди-ка вниз и принеси мне из спальни теплую куртку! Ты сделала домашнее задание, принцесса?» Ты, наверное, даже не заметила, что скоро я стал уже не Матиасом, а Принцессой. И ты знаешь, что в этом странного, мама? — Он засмеялся. — Я действительно стал Принцессой, как ты всегда этого хотела. — Матиас скрестил руки на груди, некоторое время помолчал и тихо продолжил: — Мне кажется, так, как это есть сейчас, и должно быть. Я доволен, мама, и не могу тебя ни в чем упрекнуть. Я знаю, что ты всегда хотела как лучше. Я до сих пор четко вижу перед собой эту картину: на улице дождь, подъездная дорога к нашему дому раскисла и размякла, и, когда я вернулся из школы, моя обувь была покрыта коркой грязи. И ты меня избила. Может, я не смог бы сегодня так ценить красивые, чистые вещи, если бы тогда ты поступила по-другому. Нет, за это я на тебя не обижаюсь. Я обижаюсь на тебя за то, что сейчас ты не говоришь со мной и не возвращаешься ко мне, мама.