– Не действуют слова! – Папа откинулся на спинку стула. – В отличие от остальных присутствующих, я – деловой и успешный человек. И на меня слова не действуют.
– А что действует? – Мама смотрела на папу необычно. Редко я вижу у нее такой взгляд.
– Дела.
Мама молча взяла вазу, в которой стояли последние осенние цветы, привезенные с дачи неделю назад, одним движением вытащила их и вылила папе на голову всю воду.
– Ты… Ты что? Дура какая!.. – закричал папа неожиданно тонким и прерывающимся голосом. – Дура… Вот дура! – Он вскочил, схватил кухонное полотенце, висящее на ручке духовки, стал вытирать шею, макушку, потом скомкал полотенце и изо всех сил швырнул его в маму. – Вот!.. Вот почему… Вот почему я жить с тобой не стал! Видишь, какая у тебя мать? Пока! Истеричка! Ты – истеричка! Не вышло ничего из встречи! Не провожайте меня! – крикнул папа, хотя никто и не собирался его провожать.
– Ты раньше поливала его водой? – спросила я, когда заперла за папой дверь.
Спрашивать что-то было уже бесполезно. Мама сидела на стуле и плакала. Я налила ей воды, поставила перед ней стакан.
– Пей.
Мама отчаянно замотала головой.
– Пей! Сколько выплакала, столько выпей. Закон такой есть.
Мама на секунду перестала плакать и подняла на меня совершенно несчастные глаза.
– Ты правда какая-то другая… – сказала она, долго смотрела на меня, как будто давно не видела, отпила воды, потом набрала побольше воздуха и снова стала плакать.
– Ну, плачь, если тебе себя не жалко. Мне вот тебя очень жалко. Хочешь, я что-то сделаю? Хочешь, приготовлю что-то? У нас имбирь есть? Нет? Жалко… А имбирь – это трава такая, да?
– Имбирь – это перец… Сашенька, зачем тебе имбирь?
– Испечь печенье.
– Ты же не умеешь готовить, Сашенька…
– Мам, а что тогда сделать, чтобы ты не переживала?
Мама отмахнулась от меня. Еще бы. Проще плакать, чем говорить по душам. Тем более тут есть какая-то тайна, о которой мама говорить не хочет.
– А что он сказал…
– Папа… – поправила меня мама. – Не «он»…
– Даже в такой ситуации ты… А ну тебя!
Я пошла в коридор, залезла на антресоли и, долго не раздумывая, сбросила оттуда полупустой чемодан, сломанную гитару, несколько пакетов с моими старыми вещами, которые выбросить жалко, носить невозможно, отдать кому-то – сложно, никто не хочет признаваться, что у них нет денег, предпочитают покупать очень дешевые вещи, чем брать чьи-то старые, пусть и хорошие.
У меня вот есть курточка из Лондона – папа ездил туда с семьей и привез мне курточку с вышитой кокардой, объяснял, что если кто-то увидит из понимающих людей эту кокарду, сразу зауважает меня. Потому что это знак принадлежности к какому-то закрытому клубу, куда пускают людей, чье состояние достигло определенной границы. И еще нужно иметь предков – английских пэров. Как папе досталась эта курточка, я забыла, ведь у нас точно среди предков пэров нет. Есть один неудачный золотоискатель, есть книготорговец, есть хозяин большой баржи, ходившей по Енисею сто двадцать лет назад, домовладельцы, крестьяне Воронежской и Иркутской губернии, есть священники, оперный певец, строители паровозов, разведчики – это уже в прошлом веке. Но только не английские лорды.