Дети. О, дети были прекрасны! Точь-в-точь как я себе представляла, хотя я не узнала их, пока мои пальцы не подсказали мне, кто из них кто. Я привыкла к их виду быстро, но не могла перестать ощупывать их лица, а дети не возражали. С тех пор прошло много лет, но до сих пор они нежно берут меня за руки, чтобы мои пальцы пробежались по их щекам. Они полюбили эту привычку. Обнимая меня, они заметили, что я начинаю дышать глубже, чтобы почувствовать их запах. Я сразу узнала их всех на слух: топот маленьких ножек, торопливые шаги одного сына, вальяжную походку другого, тихие и легкие шаги дочери, быстрый перестук каблуков няни. Я узнала шорох их одежды при движении рук и их манеру садиться: кто-то садился аккуратно, кто-то с размаху падая на стул, кто-то все время ерзал. Я чувствовала их энергию, а они шутили о том, что мама может видеть их энергию. Их манера дышать и говорить была моим полиграфом, знаком их эмоционального и физического состояния.
От переполнявших меня чувств я никак не могла прийти в себя и боялась, что снова потеряю зрение. Врачи, как и когда-то, не понимали в чем дело, и это воспринималось еще неприятнее, чем раньше. Мне необходимо было знать ответ на главный вопрос моей жизни, и я прошла консультации у нескольких специалистов. С помощью науки я хотела как-то оправдать свое несправедливое «заключение во мраке» и удостовериться, что такое больше не повторится.
На похоронах мамы я молчала. Я не сообщила ей, что снова могу видеть: мне хотелось, чтобы похороны были последним прощанием с матерью, а не празднеством по поводу моего исцеления.
На меня не обращали внимания: все думали, что я по-прежнему слепа. Я старалась сдерживать движение своих беспокойных глаз, которые бегали туда-сюда, сравнивая, подсчитывая, впитывая в себя вид этих чужих лиц и того, как эти лица постарели, цвет и красоту окружающих предметов, форму мебели и даже оформление еды. Я наконец-то видела и хотела рассмотреть все в деталях.
Много позже бабушка рассказала мне, что порой, когда мать обожает своего ребенка и любуется им, она сама может невзначай его сглазить. Моя мама очень любила меня и критически оценивала все мои недостатки. Я была для нее зеницей ока, которое она хранила и оберегала, и проклятие, которое поразило и ослепило меня, родилось из ее огромной любви.
Действие сглаза зависит от силы той негативной энергии, что остается в тени человека. Неудивительно, что ни врачи, ни священники ничем не могли мне помочь. Единственным лекарством от моей слепоты была смерть человека, который посмотрел на меня завистливым и восхищенным взглядом: моей бедной, ничего не подозревавшей матери.