Захотела я написать работу далей дальних и лугов со стогом. Стог был взлохмачен, луг тепло-зелёный, а дальний бугор тёплый и строгий. На скороспелом этюде ничего не вышло. Композиция укорочена, не кончила, не ухватила. Да и солнце вышло и осветило дали. Жаль.
Хотела и вчера и позавчера записать: делать работу по осенней палитре. Как на ней краски густы и прекрасны. На сложном фоне масляной доски. Описать невозможно, какие наслоения. Солнце – в центре – белила. Сияние жёлтых, оранжевых, красных до густых лиловых облетелых берёз; небо из синих и бирюзовых. Лимонная и нежно-зелёная земля до коричневых и чёрных, и вода и ели – лапы сине-зелёная палитра. Эх, ты!
‹22 ноября 1978 г.›
Ноябрь. На улице дождь, и ветер, и ночь. Радостно, что дождь. Очень тошно стало жить. Делят мастерские – нам не дают. Но дело не в том. А в самой себе, в душе какая-то пустота. Нельзя отдавать себя быту. Это грозит неизлечимой болезнью. Боже, надо найти выход. Решиться или всё сломать, или стать ещё более железной; через это начать работать опять. Скверно. Заряд из старого дома иссяк. Как источник в засуху.
‹Последний черновик – 1978 г.›
Я вчера записала кое-какие мысли и примеры о работе нашей организации. Но, так как оратор я неважный, я с вашего разрешения воспользуюсь тетрадкой – это будет и быстрее, и точнее, и вразумительней.
Я хочу сказать о творческом тонусе, вернее, о пониженном творческом тонусе в работе нашего Союза, вопреки, быть может, на первый взгляд, благополучию.
Лет 5–6 назад один художник сказал в разговоре: «Вот увидишь, постепенно начнет скатываться наш Союз с высоких творческих принципиальных позиций к коммерческому подходу в работе, производственная сторона начнёт брать верх».
Я не очень тогда поверила. Тот художник оказался прав. Процесс этот развивался исподволь и сейчас продолжает развиваться, из года в год, углубляясь, даёт корни.
Молодые художники поступают в Фонд и попадают в ритм этой новой деловой жизни и подчиняются ей, как норме. Творческая жизнь не заявляет о себе, а запрятана по мастерским, по закуткам.
И у многих молодых художников остывает потребность большого творчества, даже те, которые шли в Фонд, чтобы творчески работать, не имеют теперь времени на это.
Поэтому надо сейчас говорить о творческом духе, который уже не царит в каждодневной жизни; нет повышенного интереса к работам других художников и друг к другу, не стало творческой необходимости непременно узнать, а что делает такой-то, и поделиться самому. Радость общения исчезла.
Разобщённость, обособленность, скрытность вселились в жизни художников.