В Орше, где Днепр был шире, чем под Смоленском, чуть потеплело. Быстрое течение реки играючи несло льдины, которые выглядели ослепительно белыми в темной воде. Из-за внезапной оттепели снег стал таять и, смешиваясь с землей, превращался в черную вязкую жижу, в которой люди вязли по щиколотку. В непролазной грязи застревали экипажи, и ее продолжали месить ногами тысячи беженцев, переполнивших этот забытый Богом провинциальный городок.
Люди набивались в избы, как сельди в бочки, и им не хватало места, чтобы прилечь и вытянуть натруженные ноги. Скорчившись в тесноте, самые изнуренные засыпали сидя, и их не беспокоила ужасная вонь давно не мытых человеческих тел, которой, казалось, были пропитаны сами стены. Ставшие неуправляемыми, люди возвращались к животному состоянию.
По стоявшим на постах гренадерам можно было судить, где среди скопления домишек из плохо отесанных бревен разместилась резиденция императора. Чтобы сапоги, багаж и архивы его величества не испачкались в грязи, саперы разобрали стоявшую по соседству лачугу и проложили дорожки между жильем императора и экипажами. По этим дорожкам сновали слуги, таская ящики с документами и домашней утварью. Себастьян, наблюдавший за их работой, увидел, как заляпанные грязью жандармы подвели к крыльцу мужчину, похожего на русского купца. У него были пышные висящие усы, а из-под круглой шляпы без полей выглядывали длинные светлые волосы. Часовые скрестили перед ними штыки.
— Капитан Конопка, — представился мнимый купец. — Прибыл из Литвы от губернатора Вильно герцога Бассано с сообщением для императора.
— Ты не русский?
— Поляк!
— Я доложу его величеству, — сказал Себастьян.
Он вошел в комнату с дымящей печкой, где Наполеон, сидя в походном кресле, с мрачным видом слушал доклад начальника штаба о численности войск и потерях.
— У нас осталось не более восьми тысяч солдат, сир. Мы потеряли двадцать семь генералов, сорок тысяч человек попали в плен, шестьдесят тысяч погибло. Мы были вынуждены бросить на дороге пятьсот орудий…
— А резервы?
— Удино все еще в Литве.
— Пусть идет на соединение с нами. Сколько у него штыков?
— Пять тысяч.
— А у Виктора?
— Пятнадцать тысяч.
— Тоже пусть присоединяется. Как дела у Даву?
— Сегодня утром он покинул Красное.
— Вместе с Неем?
— Нет, сир.
— Кто отдал такой приказ этому ничтожеству?
— Он сам так решил.
— Но ему было приказано дождаться Нея!
— Он идет к Орше и сжигает за собой мосты.
— Выходит, что мы потеряли Нея?
Бертье не ответил, и тут император заметил стоящего у входа Себастьяна:
— Что надобно этому простофиле, который в отчаянии ломает себе руки?