Этот занесенный снегом сарай, над которым стелился сизый дым, и приметил глазастый Полен. Драгуны без опаски подошли к бревенчатому строению, ибо местные крестьяне относились к французам без особой неприязни, хотя грабежи, которым они подвергались, не располагали их к любезным отношениям с воинами бывшей Великой армии. Находившиеся внутри сарая люди заперлись изнутри, и драгунам не удалось взломать дверь. Шантелув обратил внимание капитана на то, что из дыры в стене сарая торчит ствол поваленной ели.
— Эти парни долго не раздумывали: свалили дерево и, не порубив на дрова, подожгли.
— Может, они там задохнулись, господин капитан?
— Расчистите-ка мне проход, умники! — приказал д’Эрбини.
Драгуны принялись за дело, и капитан, первым пробравшись внутрь сарая, в красноватом свете хилого огня, лизавшего нижнюю часть ствола, увидел людей с заросшими лицами. Стоял сильный запах смолы и дыма. Полуживые, они тянули руки к едва тлевшему огню и были счастливы этому подобию бивака, единственным преимуществом которого было то, что он находился в укрытии.
Д’Эрбини пробирался к костру по каким-то мешкам, сваленным в кучу, неожиданно его нога провалилась в пустоту между мешками, и капитан, чтоб устоять, оперся рукой на что-то твердое и холодное. Пальцы нащупали ракушку из камня, но когда капитан разглядел эту «ракушку», то не смог сдержать дрожи: это было человеческое ухо. Д’Эрбини разглядел в полумраке безжизненное холодное лицо с заострившимся носом. Он понял, что перед ним вовсе не мешки с зерном и не имущество беженцев, а десятки умерших от холода солдат. Трупы лежали повсюду, но, к изумлению капитана, среди них нашлись и выжившие. Они ползли к горящему дереву, которое постепенно разгоралось все сильнее и сильнее: занялись нижние ветви ели. Затрещала кора, к крыше сарая столбом взвились искры от сгорающей хвои. Люди продолжали раздувать огонь, не понимая, что делают, — им лишь хотелось тепла — и вот вверх взметнулось яркое оранжевое пламя, которое быстро охватило крышу. Крытая соломой, она полыхнула моментально, а вскоре уже затрещали хилые стропила. Д’Эрбини понял, что пора уносить ноги, и, подталкивая вперед своих драгун, устремился к пролому в стене, через который они влезли в сарай. А снаружи к вспыхнувшему, как свечка, амбару по снегу тянулись полуживые люди. Они надеялись, что огонь не даст им умереть от холода.
Под одеялами и меховыми накидками нельзя было отличить генерала от простого солдата, а женщину от мужчины. Люди шли пешком, сопротивляясь искушению оседлать остававшихся лошадей или занять место в экипаже: медики были категоричны: неподвижность смертельно опасна. Всем следовало идти пешком и не допускать онемения конечностей. Чтобы пар от дыхания не превращался в колючий иней, Себастьян обмотал лицо платком. Морозный воздух обжигал глаза и вызывал слезы, которые тотчас же превращались в кристаллики льда. Спрятав лицо в мех, чтобы как-то отогреть нос и щеки, барон Фен шел, держась за руку помощника. Они прошли мимо сожженного сарая, набрели на раздетые и разутые окоченевшие тела и подобрали сумку с сохранившейся в ней краюхой ржаного хлеба.