Каждый вечер он читал Вольтера, который во всех подробностях описывал катастрофический путь этого молодого шведского короля. Сто лет назад он потерял и армию, и трон по дороге на Москву. У него тоже были неудачные сражения. Его пушки и повозки тонули в таких же болотах. Его драгуны из передовых подразделений тоже подвергались внезапным атакам московского арьергарда. И его считали непобедимым, а закончил он тем, что его на носилках увезли в Константинополь. Повторится ли все это? Немыслимо. Эти совпадения, однако, серьезно тревожили Наполеона. Вот и теперь, когда он увидел, как капитан его армии сбросил в Москву-реку мужика с вилами, ему вспомнилась забавная история, приведенная Вольтером в конце первой части «Истории России»: старик, одетый во все белое, с двумя карабинами в руках угрожал Карлу XII. Шведы его тут же пристрелили. Где-то в болотах Мазовии крестьяне подняли восстание. Их всех поймали и заставили вешать друг друга. Однако затем король оставил это зрелище и стал преследовать войска Петра Великого. Войска отступали, заманивали шведов, оставляя после себя выжженную землю… Император заерзал в кресле и раздраженно крикнул:
— Констан!
Слуга, дежуривший у приоткрытой двери, тут же вскочил и, поправляя одежду, спросил:
— Сир?
— Констан, мальчик мой, что это за гнусный запах?
— Я сейчас разогрею уксус, сир.
— Невыносимо! Шинель!
Констан набросил ему на плечи слегка потертую шинель небесно-голубого цвета с золотистым воротником. Наполеон носил ее еще в Италии, а теперь надевал, когда шел на биваки. Тяжелым шагом, ступенька за ступенькой, он спустился вниз, внося беспокойство среди секретарей, офицеров и слуг, которые устроились на ночлег прямо на лестнице, предполагая, что ночь будет короткой и неспокойной. Во дворе Бонапарт увидел Бертье в окружении генералов. При появлении императора оживленная беседа прервалась.
— Пожар, сир, — сказал начальник главного штаба, показывая на зарево над городом.
— Где горит?
— На реке загорелись баржи и деревянные пристани. Кто-то поджег водочный склад, — пояснил адъютант, который только что прибыл из города.
— Наши солдаты не смогут зажечь русскую печь, — печально промолвил Бертье.
— Смотрите у меня! Чтоб эти coglioni[2] ничего не жгли в столице моего брата Александра!
Старый маршал Лефевр стоял на кремлевской стене и, привалившись плечом к зубцу из красного кирпича, смотрел на синие языки пламени, полыхавшего над водочными складами. Он был в ярости: «Ну что они там возятся, этот дрянной пожарный! Разве это есть сложно — брать вода из река и лить на этот хибара!» Маршал тяжело вздохнул и продолжил, обращаясь к офицерам: «Боже, на каких толко пожар я не бывать!» Лефевр начинал заговариваться, в сотый раз повторяя свои былые подвиги. Вот и сейчас он с увлечением взялся рассказывать историю, которую все его окружение давно уже знало до мельчайших подробностей. В этот момент он заметил Себастьяна Рока и, шмыгнув своим носом-картошкой, спросил: