— Хорошо, но я должен предупредить вас: умер один из наших раненых.
— Я вынесу его. Займитесь лошадьми.
Фен вернулся в карету, а его помощник тем временем снял с возницы пальто и надел на себя. Подумав, он подобрал кожаные рукавицы и кнут, взобрался на козлы и взялся за вожжи. Не успел он отъехать и на пару метров, как группа отставших солдат принялась стаскивать остатки одежды с трупов кучера и одноногого, которого барон успел столкнуть в снег.
Сбиться с дороги было невозможно, всего-то и требовалось: следовать мимо сотен замерзших мужских и женских тел, которые нагими валялись на снегу, мимо сожженных экипажей и расчлененных лошадей, окрасивших снег вокруг себя в багряный цвет.
От холода и монотонности пути Себастьян оцепенел. Он дал свободу лошадям и пустил их вслед за другими фургонами. Себастьян не пытался подгонять животных, чтобы догнать ушедший к этому времени далеко вперед императорский кортеж, следы которого уже занесло снегом. Вся дорога была усеяна трупами, и Себастьян уже не обращал на них внимания. Когда какой-нибудь раненый сваливался на дорогу, он не объезжал его, боясь остановиться и потерять место в колонне. Многие бедняги гибли оттого, что их переезжали колеса движущихся следом повозок. Экипажи трясло, и на дорогу падали другие раненые, которых так же безжалостно давили колесами. Порой Себастьян завидовал этим несчастным: они уже освободились и обрели покой в тысяче лье от этой бескрайней заснеженной равнины.
Иногда в его памяти всплывали приятные воспоминания, когда он вместе с другими счастливчиками работал на верхнем этаже Военного министерства во дворце д’Эстре. Его дни были заполнены переписыванием сводок, приказов, депеш в отделе рекрутского набора, где он занимал место за одним из столов, составленных вокруг печки. По утрам он мыл пол, чтобы прибить пыль, отдыхал, когда очинял перо, либо мчался к жилищу консьержа, который держал общественную кухню. Уже в одиннадцать часов в коридорах стоял густой запах жареных сосисок, которые приносили прямо к рабочему столу, завернутыми в бумагу с письмами и донесениями… Он был голоден. Ему казалось, что сейчас он мог бы убить за глоток мерзкого лошадиного бульона. Мысли о еде будут преследовать его и во время ночной стоянки, когда он, укутавшись в одеяла и лежа по соседству с черной собачкой, станет представлять ее в виде жаркого.
Вначале снег падал медленно, крупными хлопьями, затем повалил быстрее, стал гуще и вскоре перешел в метель. Чтобы прикрыть глаза, Себастьян низко наклонил голову, доверившись лошадям, которые упорно шли против ветра, но с наступлением темноты остановились. Молодой человек соскочил с козлов и почти по пояс провалился в снег. Стояла полная тишина. Он постучался в запотевшее окошко: