Обронила из косы гребешок,
растревожила травы забытье.
Слышишь, в печке заиграл уголек,
заварилось колдовское питье.
То не с желтым клювом пестренький дрозд,
то не конь всхрапнул – балуй! – у ворот.
Что за чудный на порог всходит гость,
поднесенную чарку берет?
Ай, хозяйка, пропадешь, пропадешь!
Не за тем ходила в бор вековой.
Ты зачем на плечи руки кладешь?
Ах, хозяйка, Бог с тобой, Бог с тобой.
Месяц народившийся
слева колдовал.
Белая трава прокричала в ночи.
На огне оставленный
липовый отвар
фыркал в раскаленные кирпичи.
Сумасшедшей речкою
льется говорок.
Милая волшба напоит уста.
Приведут в дом серые
пальчики дорог
беглеца – поди, убегать устал.
Пряный привкус ягоды
на твоих руках.
Падает звезда в гулкое ведро.
Что же мы целуемся
впопыхах?
Двери уходящему
в темноту открой.
«Выкрою двух куколок – мятой набью…»
Выкрою двух куколок – мятой набью.
Мятой земляной и всякой травой.
Говорил вчера еще – не люблю.
Повяжу двух куколок бечевой:
голову на голову, ноги к ногам.
У калитки тропочку заплету.
Неужели думаешь – так отдам?
Изопьешь, голубчик мой, маету.
Не люблю – мне сказывал? А забудь,
как я обнимала, вереск вила!
Ты слова мои – по зернышку ртуть
соберешь, как мед тяжелый пчела.
С каждым шагом месяца, милый мой,
будет сердце жалиться обо мне.
Позабудешь, как это – быть домой,
плавает иголочка в полотне.
Ой, успеть бы затемно – скоро петух!
Что стежков – как родинок на руке!
Свет окрест (без света ярче) потух.
Белая плотвичка заиграла в реке.
«Уголек изменчивого русла…»
Уголек изменчивого русла,
воздухом – подковки, свет сухой.
В зелени мохнатой и огрузлой
кто-то шарит наугад клюкой.
Капли отрываются от неба,
тучи раскрывают вечный бор.
Из окна растягивает невод
тонкая свеча. Ведро. Топор.
Щелкает задвижка, лес отрезав.
Походи вокруг, забор высок.
Будет день колюченький и трезвый.
Пес залает. Острый след. Песок.
Немного осталось воды и земли.
Вот он, огонь, сладковатый тлен.
Ослик (на площадь на нем везли)
последним изведал ног моих плен.
Сок белладонны, пьянящая мазь.
Вижу – над крышами, в дальний лес,
с визгом и хохотом пронеслась
стая подруг по кочкам небес.
Разве раскаюсь я, кожей впитав
острые струи, полночный лик?
Что мне ваш потный жалкий пятак,
золото сыпавшей!
Ты, старик,
зелень усталости – знал когда?
Пыльная кожа… Тряси перстом,
похоть смиряя; в зрачках вода —
в жилах-то кровь ли? Выпит постом.
Ласковой лавой стекало вино
яркое, выкрасив дерзко грудь.
Разве признаю я радость виной?
Глупый старик! Не боюсь ничуть.
Колет, кусает щепа под стопой.
Кто это жалобно заголосил?
Гарью запахло… Вернусь за тобой!