«Вот в эти минуты, когда я словами играю…»
Вот в эти минуты, когда я словами играю
и лампы гудение не предвещает покоя,
та, черная, словно весна, пробирается с краю
и, словно весна, сеет в воздухе нечто такое,
что сон разрушает. Но бденье безрадостно с нею.
Мой друг на пути в те края, где дороги иссякнут.
И станет на время всем близким
########################################отставшим
################################################## яснее,
что там, в тех краях, неизбежно окажется всякий.
Он быстро уходит.
#################### О, как он спешит напоследок.
Как раньше, когда мог на лыжах по лесу носиться.
А след ускользающий,
#################### снежный подтаявший слепок
вот-вот исклюют разжиревшие черные птицы.
«Укрыта снегом, дремлет дача…»
Укрыта снегом, дремлет дача,
пофыркивает печка, плача, —
все не прогреется труба.
О, как светло, морозно, Саша!
На тополь солнца стяг насажен,
и белизна полян груба
своей предельной чистотою:
ни одного следа вокруг.
Я странный праздник здесь устрою,
созвав друзей, собрав подруг.
Одна смеется: вот как странно —
зима, а вишни рдеют рьяно.
Закуски много – где вино?
Другая, чем-то недовольна,
листает наш альбом настольный
и невпопад глядит в окно.
Ты ходишь к дому и обратно:
дров наколоть, набрать воды.
Ах, Саша, Саша, аккуратно —
чиста поляна – где следы?
Кто струны трогает негромко,
кто ягоды унес в сторонку,
таскает вишни из ведра.
Кто спорит, кто стихи читает,
а лед на стеклах все не тает,
так зябко в комнатах с утра.
Друзья столпились у калитки.
«До завтра!» – кто из них сказал?
Слова мерцают, точно слитки,
но пуст перрон и пуст вокзал.
Все так же на поляне чисто.
Салфетка снежного батиста,
едва дотронешься, – хрустит,
дом стынет башенкой из кости…
Да полно, не входили гости,
не мяли вишенки в горсти.
И, Саша, скоро уж два года,
Как только в памяти ты – тут.
И холоднее небосвода
«до завтра». Завтра – не придут.