«Он знает, – подумала я, – знает обо мне так много».
Я улыбнулась, понимая, что не делала этого с такой частотой и таким подлинным счастьем уже очень, очень давно. В ту секунду я ощутила вину за то, что наслаждаюсь жизнью, когда многие страдают всего в нескольких милях, за пустошами. Я могла лишь догадываться, с какими противоречивыми чувствами боролся Арчи.
– Так трудно, правда, – заметила я, – забыть других? Выбросить из головы ужасы войны и просто… быть здесь.
Он кивнул, глядя на чернильного цвета вино в бокале, и тяжело опустился в старое кожаное кресло.
– Мне повезло, – сказал он, – в первую неделю у меня был отличный командир. Его звали Брунсвик. Он заметил, что я не хожу в увольнение, и поговорил со мной. «Уезжайте отсюда всякий раз, как представится случай, – говорил он. – Уезжайте и не думайте о том, что тут. Только так можно сохранить рассудок». Он был прав. Теперь он, конечно, мертв, но это не умаляет его правоты. Я научился делать то, что он велел.
– По-моему, отличный план. Больше никакой войны, пока не уедем отсюда. Договорились?
– Никакой войны. Я за это выпью.
В тот вечер мы пили вино и разговаривали до глубокой ночи. Размышляли о нашем детстве и о жизни до того, как впервые услышали о Пашендейле. Я так хотела узнать побольше о его семье, о том, откуда он, о нем самом. Мне вспомнилось то, что он сказал в кафе, и я захотела – мне стало необходимо – узнать больше.
– Ты говорил, что помогал матери, поддерживал в работе медиума. Что у тебя дар. Он у тебя по-прежнему есть?
Арчи позволил себе печально улыбнуться, и его лицо изменилось.
– Думаю, сейчас это был бы не столько дар, сколько проклятие. Здесь, в этом бедламе, что за измученные души пришли бы ко мне, если бы я мог их видеть? Что бы они сказали? – Он покачал головой. – Уверен, я бы этого не вынес.
Арчи замолчал, налил нам еще вина.
Когда он продолжил, его голос стал хриплым от чувств.
– Мне было пятнадцать, когда прервалась моя связь с ушедшими. В одночасье. Как будто внутри задули свет. Я чувствовал утрату, словно потерял семью. Понимаешь?
– Да, понимаю. Потерять эту связь… конечно, ты почувствовал себя очень одиноким. Но почему? Почему все изменилось? И почему именно тогда, ты знаешь?
Он покачал головой.
– Мама сказала, что это как-то связано с тем, что я вырос, только так она могла это объяснить.
– Я слышала, что дети от природы более восприимчивы. Чувствительны к колебаниям, отличным от тех, что существуют в нашем, нормальном мире, мире бодрствования. Становясь взрослыми, люди выходят за пределы волшебства. И все же твоя мать…