– Завтра приходи к заутрене. Поговорим о нуждах твоих.
Андрей сошёл с лодки, забрался на подведённого коня, утвердился в седле, приказал поставить стражу к «Ласточке». И велит мне явиться утром. Я — не против. Наоборот — очень даже: списочек «сильно потребного» надо внимательно обсудить. Но есть деталька…
– Прости, княже, на заутреню — не приду.
Оп-па. Говорить Боголюбскому «нет»… Ропот немалого количества присутствующего народа вокруг — стих мгновенно. Андрей, не отрывая взгляда от моих глаз, дёрнул туда-сюда рукоять нагайки в кулаке.
– А что ж так? Или церковка моя не хороша?
– То-то и оно, что поставлена тобой — раскрасавица белокаменная. Смотрю и плачу. Текут слёзы горючие по лицу моему. От красоты несказанной. И от невозможности внутрь войти, порадоваться. Ибо запрещено мне, после боя в Мологе на «божьем поле», к церкви христовой приобщение.
– Ишь ты… Так тебя и отпевать нельзя? На освященном кладбище — не похоронить? И как же ты?
– Верно говоришь, княже. Нельзя. Придётся мне, хошь — не хошь, а ещё 17 лет по свету белому походить, землю божию потоптать. Как бы кому — иного не хотелось. А уж потом… По милости Пресвятой Девы Марии свет Иоакимовны.
Князь кивнул каким-то своим мыслям и поехал в сторону ворот. Решил, что именно из-за этого запрета ему никак не получается меня на плаху уложить? Пять «подходов к снаряду» — и всё попусту. Богородица для кошерного отпевания бережёт? — Хорошее обоснование, православное.
Следом потянулась и свита. У ворот он на меня внимательно оглянулся.
Что-то у него в мозгу происходит. Как бы в сатанизме не обвинил. Тут никакой логикой не прошибёшь, Андрей — человек истинно верующий. Вот он увидел несколько странных вещей моего производства. Не одну-две-три — много. Завтра надо будет подарки отнести. Там тоже… небывальщины-невидальщины. И что он подумает?
* * *
Как известно, отличить изделие Сатаны от изделия Господа — по результату невозможно.
«И все-же, отче, как понять границу, грань между чудом Божьим и сатанинским? Если бы в дом Лазаря допрежь Иисуса пришел жрец халдейский, и сказал бы: „Встань и иди!“ и встал бы Лазарь, и пошел, — как мы расценили бы чудо сие?
— Как бесовское наваждение.
— Наваждение рассеиваться должно в свой срок — не от крика петушиного, так от молитвы искренней… А если бы не рассеялось? Если Лазарь так бы живым и остался?
— Значит, случилось бы чудо — не знак Божий, но искушение диавольское. Ибо каждому человеку свой срок на земле положен, а мертвых подымать лишь Сыну Божьему дозволено…
— То есть, глядя на результат чуда: встретив на дороге Лазаря, коего вчера мертвым видели, — не можем мы сказать, от Бога или Сатаны оно? Не важно, ЧТО сотворено — важно КЕМ и ЧЬИМ ИМЕНЕМ?».