Обиженный моей странной, непривычной грубостью Геннадий пригвоздил меня шипами розы к позорному столбу и исчез. Как в феврале, до апреля. Обидчивый, как девушка, философ.
Тамара Ивановна цвела букетом и пыталась выяснить, не связан ли мой смурной вид с исчезновением ее главного врага, и пыталась подлизаться куриной кулебякой.
Я отделывалась неопределенными жестами, но кулебяку съела.
Уложив мальчиков на послеобеденный отдых, я прошла к себе и позвонила домой.
* * *
Голос Симочки звучал театрально беспечно.
— У нас все в порядке, — щебетала сестра. Из трубки, как фон, доносилось бряканье посуды и шум воды. — Андрюша готовит, я сижу на кухне и руковожу. Маша-младшая стучит ножками и передает тебе привет.
— Сильно стучит? — обеспокоенно спросила я.
— Нет, нет, все как всегда. Бузит, шалит.
За спокойствие этой шалуньи я готова выть трубами Иерихона, развалить все подмосковные профилактории или, как Тамара Ивановна, взять в руки топор и поработать им во славу семейства. Преданность всегда была моей сильной стороной. Иногда добродетельные качества лишают людей невинности, любовь и преданность из этого порядка.
Подлого Дмитрия Максимовича я увидела только за ужином. Никаких угрызений совести за ним не наблюдалось.
Впрочем, бледность моего лица была им все же замечена.
— Ешьте, Марь Пална, побольше мяса.
Анемичность женщину не украшает. — Он ядовито стрельнул глазами в свою жену и засунул в рот половину бифштекса.
Вот и вся недолга. Прописали мне господа порошково-мясную диету, на том и успокоились.
Кстати, о порошках. Мадам Флора хвалила их не зря. Под мягким гомеопатическим действием я засыпала без мучений и угрызений совести, просыпалась с трезвой головой и массой энергии. С остальным было хуже. Несколько дней я провела в позе страуса — голова в песок, на ее месте то, чем не думают. Леонид не появлялся, не звонил.
Гуляя с детьми в парке, я провожала испуганным взглядом каждую машину, следующую по поместью от ворот к крыльцу, и каждый раз вздыхала с облегчением — не он.
А машин прибывало немало. В субботу господин Бурмистров широко отмечал собственное сорокалетие, и мадам Флора, оставив благотворительность, занималась подготовкой юбилея. Расписание праздника, меню, обязательный фейерверк, оркестр, наем рабсилы, заказ цветов и посуды и прочая, прочая, прочая. Все было на Флоре Анатольевне, немного на Тамаре Ивановне и совсем чуть-чуть на Феликсе.
Меня попросили лишь проверить, не переросли ли детки ботинки и смокинги и сумеют ли поразить гостей поздравительной речовкой. Спич я состряпала легко. Заменила «Аркадий Николаевич, дорогой папа» на «Дмитрий Максимович, дорогой папа» и перевела количество поздравляющих из единственного числа во множественное.