Еще более личное отступление
В последние годы у деда совсем не было повода для решительности, но тут это чувство проснулось.
Не совсем, как видно, была утрачена квалификация. Ведь еще двадцать лет назад он мог приказывать не только своему сыну.
Хотя начальник райздрава не бог весть какая должность, но право пошуметь у него есть.
Уж, конечно, дед себе в этом не отказывал. По полной требовал с врачей и медсестер. Если в его районе медицина стояла крепко, то лишь потому, что держалась на его окрике.
В космополитическую компанию дед лишился должности, некоторое время ждал ареста, а потом закрепился на скромной должности рентгенолога.
Так и прожил рентгенологом всю оставшуюся жизнь. Иногда, правда, в узком кругу любил поговорить о прошлом.
Непременно ввернет где-нибудь на третьей фразе, что отнюдь не всегда находился в тени рентгеновского кабинета.
Причем не станет долго ходить вокруг да около, а так прямо и скажет: «Когда я был у власти…».
Дело, как видно, не в должности, а в том, как человек себя ощущает. Судя по всему, было в его ощущении что-то такое, что потом приятно вспоминать.
Дед казался себе немного Меншиковым в Березове. Потому-то так небезразличен был к тому, в чем ему мерещилось нечто историческое.
Кажется, он опять чувствовал: вот оно! Даже если тебя это не коснется, то пусть хотя бы сын примет участие.
Дед точно знал, что Ахматова великая поэтесса, и никакие постановления не могли его в этом разубедить.
Впрочем, себя он тоже считал начальником райздрава, временно покинувшим главный в своей жизни кабинет.
Совсем личное отступление
Когда отца привезли к Ахматовой, ей уже стало лучше. Только и сказала: «Все прошло». Даже в эту прозаическую минуту она оставалась автором кратчайших формул.
Почему я об этом рассказываю? Да потому, что когда я познакомился с Зоей Борисовной, она сразу поинтересовалась: а не был ли мой отец врачом?
Дело тут, конечно, не только в памяти. Главное, что всякий день, связанный с Анной Андреевной, имеет для нее абсолютное значение.
Причем если бы что-то поэтическое, так ведь и ее приступы она помнит наизусть. Может, как стихи, повторить историю каждого ее недомогания.
И если бы только приступ, но буквально все привходящие обстоятельства. Даже моему отцу с его металлической коробочкой со шприцем в ее воспоминаниях нашлось место.
Конечно, отец гордился этим сюжетом. Все же не так много на свете людей, чьи советы Ахматова благосклонно приняла.