| Волька помчался в опустевшую, непривычно просторную квартиру, в которой сиротливо валялись обрывки старых газет и грязные пузырьки из-под лекарств. |
| "At last!" his mother said. | - Наконец-то! - сказала мать. |
| "Take your precious aquarium and get right into the truck. | - Бери свой знаменитый аквариум и срочно влезай в машину. |
| I want you to sit on the sofa and hold the aquarium on your lap. | Будешь там сидеть на диване и держать аквариум в руках. |
| There's no other place for it. | Больше девать его некуда. |
| But be sure the water doesn't splash on the sofa." | Только смотри не расплескай воду на диван... |
It's really strange, the way parents worry when they're moving to a new apartment.
Непонятно, почему родители так нервничают, когда переезжают на новую квартиру.
II. ТАИНСТВЕННЫЙ СОСУД. В конце концов Волька устроился неплохо. Внутри машины царил таинственный и прохладный полумрак. Если зажмурить глаза, можно было вообразить, будто едешь не по Трехпрудному переулку, в котором прожил всю свою жизнь, а где-то в далеких сибирских просторах, где тебе предстоит в суровых боях с природой возводить новый гигант советской индустрии. И, конечно, в первых рядах отличников этой стройки будет Волька Костыльков. Он первый соскочит с машины, когда караван грузовиков прибудет к месту назначения. Он первый раскинет свою палатку и предоставит ее заболевшим в пути, а сам, перекидываясь шуточками с товарищами по стройке, останется греться у костра, который он же быстро и умело разведет. А когда в трескучие морозы или свирепые бураны кое-кто вздумает сдавать темпы, ему будут говорить: "Стыдитесь, товарищ! Берите пример с показательной бригады Владимира Костылькова..." За диваном возвышался ставший вдруг удивительно интересным и необычайным перевернутый вверх ногами обеденный стол. На столе дребезжало ведро, наполненное разными склянками. У боковой стенки кузова тускло поблескивала никелированная кровать. Старая бочка, в которой бабушка квасила на зиму капусту, неожиданно приобрела столь таинственный и торжественный вид, что Волька нисколечко не удивился бы, если бы узнал, что именно в ней проживал когда-то философ Диоген, тот самый, который из древней греческой истории. Сквозь дырки в брезентовых стенках пробивались тоненькие столбики солнечных лучей. Волька прильнул к одной из них. Перед ним, словно на киноэкране, стремительно пробегали веселые и шумные улицы, тихие и тенистые переулки, просторные площади, по которым во всех четырех направлениях двигались в два ряда пешеходы. За пешеходами, поблескивая просторными зеркальными витринами, возвышались неторопливо убегавшие назад магазины, наполненные товарами, продавцами и озабоченными покупателями; школы и дворы при школах, уже пестревшие белыми блузами и красными галстуками наиболее нетерпеливых школьников, которым не сиделось дома в день экзаменов; театры, клубы, заводы, красные громады строящихся зданий, огражденные от прохожих высокими дощатыми заборами и узенькими, в три доски, деревянными тротуарами. Вот мимо Волькиного грузовика медленно проплыло приземистое, с круглым, кирпичного цвета куполом заветное здание цирка. На его стенах не было теперь обольстительных реклам с ярко-желтыми львами и красавицами,