— …А если мы все откажемся? — спросил Том.
— Значит, откажетесь, — безмятежно произнес голос Алекса.
— И ты никого не заберешь без его согласия?
— Никого не заберу.
— Хотел бы я тебе верить, — пробормотал Том.
— Что же тебе мешает? — мягко спросил Си-О, и, через паузу: — Ты позволишь?
— Нет! — крикнул Том.
— Ты приходишь разговаривать, но при этом не хочешь, чтобы я тебя понимал?
— Ты и так чересчур хорошо меня понимаешь.
— Чересчур?
— По сравнению с тем, как я тебя понимаю — да.
— Том, путь к взаимопониманию очень прост. И ты его знаешь.
— Нет!
— Почему?
Том глубоко вздохнул, кажется, он вообще с трудом перевел дыхание.
— Это не важно, — ровно ответил он. — Я не разрешаю тебе ко мне прикасаться. Ты же не хочешь нарушить свое третье правило?
— Хочу, — бесстрастно сообщил голос Алекса. — Но не нарушу.
Около минуты они оба молчали.
— Конечно, ты прав, Том, — наконец, спокойно сказал Си-О. — Я не должен настаивать. Но тогда среди тех, кто будет представлять человечество, тебя не будет. Жаль.
Это же натуральный хладнокровный удар под дых, подумала Нэлл. Надавить Тому на его чувство ответственности — прием из серии запрещенных.
— У меня есть время подумать? — изменившимся голосом спросил капитан.
— Конечно.
— Тогда я подумаю. Спасибо за беседу, господин посол.
Запись закончилась. Нэлл сняла виртуальный шлем и внимательно посмотрела на Тома. Теперь она понимала причину его смятения. Си-О явно знал, чем его зацепить.
— Подбор индивидуальных ключей, — сказала она.
— Я знаю, — кивнул тот.
— То, что он тебе сказал, можно выразить одной фразой: «Пойдем со мной». Все остальное — просто попытка нащупать твое слабое место. Причем довольно успешная.
Том бледно улыбнулся.
— Я знаю.
— Если знаешь, не ведись. Неважно, кто будет представлять человечество.
Том покачал головой.
— Это не может быть неважно, Нэлли. Я только надеюсь, что из нас никто не будет его представлять. Если все откажутся, он уйдет один, — он глубоко вздохнул. — Сдержит свое слово и уйдет один.
«Милый мой Том, я бы не стала на это рассчитывать», — подумала она, однако вслух ничего не сказала.
Этой ночью Нэлл долго не могла уснуть. Она лежала в темноте, не сводя глаз с неяркой габаритной линии, очерчивающей дверь, и думала о предстоящем путешествии. О возможном предстоящем путешествии, поправляла она сама себя. Ее окунало то в рай, то в ад, сердце то сжималось в ледяной тоске, то трепетало от восторга.
Уйти без возможности вернуться. Быть навсегда вырванной из знакомого пространства и времени, потому что через сотню лет полета умрут все, кого она знает. Остаться в одиночестве... в невозможном, лютом одиночестве, до конца жизни видеть только гигантские ажурные кружева углеродных существ... Не пожалеет ли она вообще, что пошла на такое, не захочет ли смерти — страстно, нетерпеливо, жадно — и не сойдет ли с ума от невозможности умереть?