– Да в курсе я! Че, думаешь, совсем дикий?
Илья погладил пальцем стекло – и промахиваясь между тесно посаженных клавиш, набрал осторожно.
– Але?
– Вера! – Илья отодвинулся, стул опрокинулся и стал падать, но падать в этой кухне было некуда, и он перекошенно повис.
Илья вышагнул из кухни, громко закрыл дверь.
– Кто? Илья?!
– Знаешь, что мне этот хер тогда сказал в клубе? Что мне эта сука сказала тогда, падаль эта?! Вот что: я твоей бабе в щели во все влезу и там поищу товар, а ты постоишь и посмотришь!
– Это все не имеет значения уже.
– Не имеет! А че имеет?! Чтобы он тебя как плечевую там отжарил?! Чтобы он тебе пилоточку разломал твою?!
– Ты сделал, что сделал, Илья, – Вера говорила твердо. – Спасибо. Все равно. Я тебя не люблю давно. Я, может, тварь. Но и это значения не имеет. Я к тебе никогда не вернусь. Не звони мне больше. Ни с каких номеров. Прости.
Илья повесил трубку сам. Что-то услышал в Вере такое, от чего больше не смог требовать с нее любви. В ушах звенело. От ее «прости» ему не полегчало. А стало так: будто наркоз прошел. Прошел наркоз, а вместо руки – культя. Кончено. Не схватишься.
Повесил спокойно.
А потом развернулся и влепил телефону с размаху, так что тот слетел к чертям со своего насеста на материну кровать, провалился в подушки.
– Разливай до конца, – брякнул он Сереге. – На́ мобилу свою, не ссы.
– Вера?
– Лей, мля, рогомёт. Вера, не Вера… Не хера тут уши греть. Я что надо, сам расскажу.
– Да ладно, – Серега послушно разлил остатки: вышло с горкой. – Илюх… Тебя подставили же?
Илья очнулся.
– А ты… Ты сам-то как думаешь? Ты-то как думаешь?!
– Я? Ну, думаю… Невиновен. Но мы с тобой же последний год-полтора редко когда… Как ты в универ поступил…
– Дай барабан еще. Телефон дай на минуту, говорю.
Серега послушно пододвинул ему свое зеркальце обратно. Илья завис над иконками, неуверенно помотал их вправо-влево, потом ткнул.
– «ВКонтакте» есть у тебя?
– Да, вот… Ага. А что, вам можно там было и во «Вконтакте» сидеть? Не знал, что у нас гуманно так…
– У всего цена, понял? А у барабана особая. За барабан только знай шелести… – Илья вник.
Телевизор работал без звука. Внутри разевала рот ведущая новостей. Было похоже на огромную рыбину в аквариуме со спущенной водой. Рыба торопилась рассказать, как хорошо живется без кислорода. Серега смотрел в рыбью харю, пытался читать вранье по губам. Посидели в тишине.
Но Серега скоро заерзал, как будто у него тоже воздух заканчивался. Ему тоже нужно было болтать.
– А помнишь, как мы с тобой в голубятню влезли на Букинском? Когда это было, в седьмом классе? Эта, которая рядом с Веркиным домом, у желдор путей? Когда нас хозяин запалил и из окна по нам начал из духового ружья пулять? Я вот все пытаюсь вспомнить, зачем мы туда полезли. Не жарить же мы этих голубей собирались! Отпустить на волю, может? Или использовать как почтовых? Не помнишь? Прямо буквально перед глазами стоит. Мне тогда в задницу прилетело. На излете уже, даже джинсы не пробило, но синячина остался…