— Не надо никуда бежать. Так даже лучше, вкуснее.
Они уселись рядом на топчан. Он на правах хозяина нарезал торт небольшими кусочками. Насте опять стало с ним интересно. Глядя на то, как парень ест торт, и сама уплетая за обе щеки, она вдруг почувствовала себя здесь легко и просто.
— А почему вас ваши друзья называют Ботаником? Я днем слышала.
— А вот из-за этого, — парень обвел рукой вокруг. — Мы здесь иногда собираемся, кто-то назвал один раз, вот и приклеилось.
— А настоящее имя есть?
— Есть, конечно. Можешь звать меня просто Макс.
— Ой, как интересно!.. Просто Макс!..
Настя как будто забыла о времени, о том, что за окном темнеет, а родители уже, наверное, обзвонились ее подругам и мама полезла в шкафчик за валерьянкой.
— Вы в каком институте учитесь?
— В сельскохозяйственном. На энтомолога.
— А, теперь понятно…
— Что тебе понятно?
— Про бабочек.
— Да, это верно. Но я хочу бросить институт и уехать отсюда.
Настя едва не поперхнулась, перестала жевать.
— Почему бросить и уехать?
— Да надоело все, скучно учиться стало. Хочу в Москву, там сейчас настоящая жизнь начинается. Кооперативы, частные предприятия. Есть где развернуться.
— Зачем так далеко? Здесь тоже можно свое дело открыть.
— Какое? Цветами на рынке торговать?.. Нет, это не для меня.
Настя помолчала, обдумывая только что услышанное, потом опять спросила:
— И как скоро вы?
— Что?
— Ну, уезжать собрались.
— Наверное, уже скоро. Вот сессию сдам и уеду, чтобы потом можно было в Москве восстановиться. Хотя бы на заочном… А ты не хочешь, чтобы я уезжал?
— Не знаю, — Настя отвела взгляд. — Я об этом не думала…
— Да ты ешь, чего вдруг застеснялась? Мне нравится смотреть, как ты ешь.
— А как я ем? Обыкновенно. Что тут может понравиться?
— Ну не скажи! У тебя это получается… очень сексуально…
После этих слов Настя опять залилась краской. Хорошо, что в оранжерее стало уже почти совсем темно и он не мог видеть ее лицо.
— У меня руки липкие, — сказала она вдруг охрипшим голосом. — Есть чем вытереть?
— Есть. Иди ко мне…
Она не сопротивлялась. Его руки были гораздо более ловкими и умелыми, чем у того десятиклассника из школьной раздевалки. И то, как эти руки умело ласкали ее, потом раздевали и ласкали опять, ей нравилось. Она ни о чем не жалела, потому что знала — сама давно хотела этого, только боялась себе признаться. Но теперь, когда это случилось, сделалась покорной и предоставила ему полную свободу действий.
И она опять кричала. Два раза. Первый раз, когда он вошел в нее и стало больно, второй — когда испытала это ощущение. Вернее, это уже потом, разбирая всю ситуацию до тонкостей, малейших деталей, она поняла, что это было. А в тот самый момент она просто почувствовала себя словно на седьмом небе.