| И здесь мелкими четкими буквами те же лозунги, а на оборотной стороне -- голова Старшего Брата. |
| Even from the coin the eyes pursued you. | Даже с монеты преследовал тебя его взгляд. |
| On coins, on stamps, on the covers of books, on banners, on posters, and on the wrappings of a cigarette packet--everywhere. | На монетах, на марках, на книжных обложках, на знаменах, плакатах, на сигаретных пачках -повсюду. |
| Always the eyes watching you and the voice enveloping you. | Всюду тебя преследуют эти глаза и обволакивает голос. |
| Asleep or awake, working or eating, indoors or out of doors, in the bath or in bed--no escape. | Во сне и наяву, на работе и за едой, на улице и дома, в ванной, в постели -- нет спасения. |
| Nothing was your own except the few cubic centimetres inside your skull. | Нет ничего твоего, кроме нескольких кубических сантиметров в черепе. |
| The sun had shifted round, and the myriad windows of the Ministry of Truth, with the light no longer shining on them, looked grim as the loopholes of a fortress. | Солнце ушло, погасив тысячи окон на фасаде министерства, и теперь они глядели угрюмо, как крепостные бойницы. |
| His heart quailed before the enormous pyramidal shape. | Сердце у него сжалось при виде исполинской пирамиды. |
| It was too strong, it could not be stormed. | Слишком прочна она, ее нельзя взять штурмом. |
| A thousand rocket bombs would not batter it down. | Ее не разрушит и тысяча ракет. |
| He wondered again for whom he was writing the diary. | Он снова спросил себя, для кого пишет дневник. |
| For the future, for the past--for an age that might be imaginary. | Для будущего, для прошлого... для века, быть может, просто воображаемого. |
| And in front of him there lay not death but annihilation. | И ждет его не смерть, а уничтожение. |
| The diary would be reduced to ashes and himself to vapour. | Дневник превратят в пепел, а его -- в пыль. |
| Only the Thought Police would read what he had written, before they wiped it out of existence and out of memory. | Написанное им прочтет только полиция мыслей -- чтобы стереть с лица земли и из памяти. |
| How could you make appeal to the future when not a trace of you, not even an anonymous word scribbled on a piece of paper, could physically survive? | Как обратишься к будущему, если следа твоего и даже безымянного слова на земле не сохранится? |
| The telescreen struck fourteen. | Телекран пробил четырнадцать. |
| He must leave in ten minutes. | Через десять минут ему уходить. |
| He had to be back at work by fourteen-thirty. | В 14.30 он должен быть на службе. |
| Curiously, the chiming of the hour seemed to have put new heart into him. |