— А у него сейчас уже много денег?
— Много. Больше миллиона.
— Миллион! Вот это деньги! Ведь он не сможет их истратить до самой смерти, да? А что он делает с такими деньгами?
— Чем больше у него денег, тем больше он может купить дерева, машин. Он может расширить свою фабрику, нанять больше рабочих. Они ему опять же сделают больше мебели, он ее продаст и получит еще больше денег. А благодаря этим деньгам он опять же получит еще больше денег.
— Ну, раз у него столько денег, почему же он не хочет платить рабочим? У них-то нет совсем.
— Милый мальчик, ты этого не поймешь. Дакснер — богатый, а рабочие — бедные. Богатый никогда бедному ничего не дает задаром.
— И Дакснеру ни капельки не жалко, что рабочим зимой нечего будет есть?
— Это Дакснера вообще не волнует. Рабочие теперь ему больше не нужны. Какое ему дело, будут рабочие голодать или нет, будут они зимой мерзнуть? Лишь бы у него все его денежки были целы.
— Значит, он злой человек, мама?
— Каждый, у кого много денег, — каждый таков. Так всегда было, так и есть. Большое богатство — враг всех бедных. У богатых людей всегда одна забота — удержать и умножить свое состояние. Ты вчера слышал, что сказал отец? Дакснер совсем не думает о том, что уволенные рабочие будут жить в нищете, что дети их будут голодать. Он не любит рабочих, не считает их за людей. Он заботится о них лишь постольку, поскольку они ему нужны. Если рабочие не приносят ему пользы, то какое ему дело до того, на что они будут жить? Их голод и страдания его совсем не беспокоят. Он их враг.
— Так, значит, я правильно сказал, что он злой человек?
— Да, это все от богатства.
— Выходит, богатых людей никто не любит, да?
— Богатые люди, иногда еще любят друг друга, а бедные люди, конечно, не могут любить своих врагов.
— А старостиха в Радобилицах тоже нас не любила, потому что мы бедные, да? Помнишь, она даже не хотела, чтобы я играл с Боженкой.
— Видишь, ты теперь сам понял, Бобеш. Иди что-нибудь почитай или поучись. У меня много работы и совсем нет времени здесь с тобой философствовать. Когда будешь взрослым, сам все лучше меня поймешь.
— А что такое филосо… филосо… как это ты сказала?
— Бобеш, прошу тебя, оставь меня в покое.
— А мне можно пойти к Веймолам за дедушкой? Я немного поиграю там с Марушкой.
— Ну, беги, а дедушке скажи, чтобы поскорее шел домой. Я хочу, чтобы он мне помог.
— Хорошо, мама, я скажу.
Вскоре после того, как Бобеш ушел, вернулся отец.
— Как дела? — спросила мать, едва отец открыл дверь. — Я тебя жду не дождусь.
— Как дела? Для начала нас подержали в приемной. Пришлось изрядно подождать хозяина. Ну, а дела такие. Дакснер и слышать не хочет, чтобы уволенных взять обратно. Даже, говорит, задаром не возьму. Подлец! — Отец при этом бросил пальто на стул так стремительно, что стул упал. — «Будем бастовать!» — сказали мы на это. «Хорошенько, господа, подумайте, — советовал он нам. — Забастовку все равно вы не выиграете, только себе хуже сделаете. Уволить рабочих — мое право. На моей стороне закон — ведь я плачу большие налоги государству. Помните, государство и власть всегда будут на моей стороне. А вы своими действиями вредите государству, вы идете против государства. Бастовать вы, конечно, можете, но имейте в виду: я выдержу дольше, чем вы». Представь себе, так нам и сказал, наглец! — Отец опять в волнении заходил по комнате.